Часть 2

 

 

КОНСТРУКТОРСКОЕ БЮРО МЯСИЩЕВА

 

К началу пятидесятых годов в авиацию твердо вошли реактивные двигатели, су­щественно изменившие ее облик по всем параметрам. Бомбар­дировочная авиация имела пока только фронтовые самолеты ИЛ-28 с реактивными дви­гателями.  Этот самолет был еще ненадежен, и на нем происходили часто аварии. На одном из таких самолетов погиб после войны брат Саши Владилен, отвоевав  в  авиации во время войны.

В США начали проектировать стратегический бомбардировщик с реактивными двигателями В-52 с необходимой дальностью. Сталин потребовал создания у нас аналогичного самолета. Туполев заявил, что с реактивными двигателями нельзя создать самолет с требуемой дальностью,  поскольку эти двигатели имеют боль­шой расход топлива и начал проектировать свой самолет ТУ-95 на турбовенти­ляторных двигателях, имеющих пониженный расход топлива. Такое техническое ре­шение не устраивало Сталина, и об этом знал тогдашний министр авиационной промышленности Хруничев. Он вышел с предложением создать стратегический бомбардировщик на реа­ктивных двигателях, проект которого  разработал Мясищев. Некоторые отговаривали его выходить с таким предложением, но он все-таки вышел и Сталин его поддер­жал. И не только поддержал, но и потребовал, что бы Мясищеву создали все условия для выполнения этого важного правительственного задания, и выделили мощный завод для его изготов­ления.

В марте 1951 года вышло постановление правительства, согласно которого создавалось опытное конструкторское бюро — ОК-23 во главе с Мясищевым, и выделялся завод № 23 на Филях для размещения на его территории вновь создаваемого ОКБ, а также  для  изготовления разрабатываемых  этим ОКБ самолетов.

Так кто же был Мясищев, к которому так благоволил Сталин, и которому поручил создание столь нужного и столь непростого по своему техническому решению стратегического бомбардировщика? Что он сделал такого, что удостоился столь важного поруче­ния?

Владимир Михайлович Мясищев родился 28 сентября 1902 года в среднерусском провинциальном городе Ефремове, стоящем на берегу реки с поэтическим названи­ем Красивая Меча. Город, вос-

 

петый Тургеневым, Чеховым, Паустовским действитель­но красив своим природным расположением, и заслуживает пера этих великих пи­сателей.

Дед Владимира держал гастрономический магазин в центре города и был дос­таточно зажиточным, но из простой семьи. Его сын Михаил женился на польке Янине Дудкевич — дочери местного аптекаря. Женитьба состоялась против воли обоих родителей и сопровождалась семейным скандалом. От этого брака у них ро­дились сыновья Володя, Юрий и Евгений.

В 1913 году Володя поступил в Ефремовское реальное училище, которое окончил в 1918 году, не особенно выделяясь по отметкам среди других выпускников. Он много читал, и из литературы знал о появлении авиации, которая для него представляла определенный интерес, но не более.

В 1919 году Володя решает продолжить образование и в стоптанных башмаках, в пиджаке, подпоясанном веревкой, отправляется в Москву. Удивленных вузовских чиновников Высшего технического училища он поразил недюжинными знаниями, и его зачисляют в это высшее учебное заведение. До 1922 года в училище сущест­вовала свободная форма обучения, при которой было не обязательное посещение лекций, и допускалась периодичность в сдаче экзаменов. С 1922 года эта вольница кончилась, и началось ре­гулярное обучение.

На третьем курсе Владимир определился в своем профессиональном будущем. Он вошел   в АКНЕМАЖ — академический кружок имени Николая Егоровича Жуковского  — прообразе нынешних студенческих научно-технических обществ. В этом кружке будущий генеральный конструктор приобретал первые навыки кон­структорской и организаторской деятельности, которые ярчайшим образом раскры­лись в его практической деятельности в самолетостроении и ракетостроении.

В период обучения материальное положение Володи было далеко не блестящим. Отец мало, чем мог помочь ему во время учебы, и Володе пришлось подрабатывать, но не разгрузкой мешков на станции, которой ему иногда приходилось пользова­ться. Он избрал более интеллектуальный вид заработка, устроившись педагогом детского дома. Ближе к диплому он оставляет эту работу и посту­пает на Научно-опытный аэродром Военно- воздушных Сил (НОА ВВС) в качестве чертежника, затем конструктора и инженера. Некоторые сотрудники носили воен­ную форму, и она очень шла к рослому красивому парню, каким выглядел Володя. Пройдут годы и Владимир Михайлович оденет форму не сотрудника НОА, а форму генерал-майора, звание которого ему присвоят во время войны одновременно с ведущими авиационными конструкторами страны, также как и получение из рук Калинина только учрежденного ордена Суворова.

Темой дипломного проекта Владимир Михайлович избрал «Цельнометаллический истребитель». Руководителем диплома у него был Андрей Николаевич Туполев. Это был его первый научный и практический руководитель. Он в то время активно внедрял свои идеи отечественного металлического самолетостроения из нашего кольчугалюминия, который был создан под активным воздействием Туполева. С самим Туполевым, спустя три десятилетия, Владимиру Михайловичу придется войти в жесткое противостояние при создании стратегических бомбардировщиков.

После защиты дипломного проекта Туполев пригласил Владимира Михайловича к себе на работу в конструкторское бюро АГОС (авиации, гидроавиации и опыт­ного строительства.

Туполев рано разглядел во Владимире Михайловиче талантливого и одаренного конструктора и организатора, проявляя к нему нескрываемое уважение. Многие го­ды Владимир Михайлович работал под его руководством, считал его своим учи­телем и всегда питал к нему добрые чувства.  Даже когда судьба развела их по разные стороны и Туполев стал несколько нехорошо относится к Владимиру Ми­хайловичу и, более того, стал писать в ЦК КПСС письма с необоснованной крити­кой его деятельности, Владимир Михайлович ничего подобного не допускал по от­ношению к Туполеву. Он всегда сохранял уважительное отношение к Туполеву. В этом прояви­лось высокое благородство и культура Мясищева.

В КБ Туполева Владимир Михайлович попал в бригаду крыла, возглавляемую, в последствии выдающимся, конструктором Владимиром Михайловичем Петляковым, ко­торый явился вторым учителем, полным тезкой Мясищева. Петляков вскоре увидел неор­динарность молодого специалиста, и стал поручать ему ответственные разработки в крыле создававшегося дублера самолета АНТ-4, первенца советской бомбардировочной авиации получивший в серии индекс ТБ-1.

 Летом 1927 года Мясищев получает свой первый отпуск и отправляется на юг в Судак, где устраивается на постой в многолюдной даче известного композито­ра, классика армянской музыки Александра Афанасьевича Спендиарова. Это была удивительная семья и дача. Она была всегда полна постояльцами из друзей и друзей, друзей хозяев. Они меняли друг друга бесконечной чередой, и трудно бы­ло установить, кто и сколько их обитает в данный момент на даче. Володю с тру­дом приняли в этот шумный цыганский табор, как незнакомого человека этому об­ществу. Только импозантная внешность, независимый и интеллигентный вид возымели свое воздействие, особенно на взрослых дочерей композитора, который в это вре­мя находился в Тбилиси.

К концу отпуска Владимир Михайлович расписался с одной из дочерей — Лялей, преподававшей английский язык. Это неординарное событие, так молниеносно сверившееся, при котором невеста узнала фамилию мужа только в ЗАГСе, не вызвало ни осуждения, ни противодействия со стороны родителей невесты. Любовь с первого взгляда оказалась любовью на всю жизнь, и брак оказался счастливым, от которого появилась дочь Маша, потом и  внучка Варя.

В 1934 году в АГОС образовывается шесть специализированных бригад, каждая из которых должна разрабатывать полностью весь самолет. Руководителями бри­гад назначаются В. М. Петляков, П. О. Сухой, С. Некрасов, А. А. Архангельский и В. М. Мясищев.

Все они работали под руководством Туполева, и составили центр са­летостроения в Москве, наряду с существовавшим на Украине в Харькове во гла­ве с К. А. Калининым и И. Г. Неманом. В Петрограде до революции существовала школа Сикорского, создавшего гордость отечественной дореволюционной России самолет «Илья Муромец». С отъездом Сикорского в США после революции, эта школа распалась и прекратила свое существование. Уже с того времени Мясищев вошел в когорту видных авиационных конструкторов.

Первой самостоятельной работой Мясищева явилась разработка самолета АНТ-41 торпедоносца, начатая в 1934 году. Он нес две торпеды или 1000 килограмм бомб. На этом самолете была впервые применена в туполевском коллективе гладкая обшивка самолета вместо бытовавшей гофрированной, для чего Мясищеву потребовалось провести соответствующие исследования по применению гладкой металлической обшивки.

Впервые в отечественной авиации гладкую обшивку применил Неман  в 1932 году на своем знаменитом пассажирском самолете ХАИ-1, который тогда летал быстрее истребителей. Мясищев был первым, кто применил гладкую металлическую обшивку на самолете. При летных испытаниях АНТ-41 в 1936 году на максималь­ную скорость, первые столкнулись с флаттером крыла. Самолет разбился, а лет­чики спаслись. Это было первое грозное проявление флаттера крыла, еще не познанного нового аэродинамического явления в авиации.

В 1936 году Мясищев в составе делегации посещает США с целью ознакомления с состоянием американского самолетостроения. Мясищев в числе немногих общался без переводчика. Кроме английского, он прекрасно владел польским и французским, что выгодно отличало его от многих конструкторов того времени. В США Туполев обратил внимание на отличный пассажирский самолет ДС-3, будущий наш ЛИ-2.

Больше всего прельщала в нем технология его изготовления, осуществлявшаяся на основе плазово-шаблон­ного метода, чего не было в отечественном смолетостроении. По его предложению была закуплена лицензия на изготовление этого самолета у нас по американской технологии. При палазово-шаблонном методе самолет вычерчивается в натураль­ную величину на специальных столах-плазах со всеми его деталями. С этих пла­зов снимаются шаблоны на все детали самолета, с помощью которых изготавлива­ются эти детали. Из них собираются вначале агрегаты самолета, а из них уже весь самолет. Это несколько увеличивает трудоемкость подготовки производства са­молета, но зато значительно упрщает его сборку и, главное, обеспечивает его в высокое качество и соответствие чертежам на него. Кроме того, такой способ производства обеспечивает максимальную заменяемость деталей и агрегатов самолета.

Для освоения лицензионного самолета, в апреле 1937 года бригада № 6 Мяси­щева преобразовывается в специальное конструкторское бюро с размещением на заводе, который был выделен для освоения его изготовления. Главным инженером на этом заводе был Б. П. Лисунов. Большая ответственность легла на Мясище­ва по переработке чертежей, и конструкторского обеспечения внедрения плазо­во-шаблонного метода. При этом, было известно, что фирмы «Фоккер» и «Мицубиси» также закупи­вшие лицензию на ДС-3, не смогли освоить плазово-шаблонный метод, и собирали самолеты из агрегатов, изготовленных в США.

Летом 1937 года на советском за­воде был полностью изготовлен и собран этот самолет по плазово-шаблонному методу под руководством Мясищева и Лисунова, получивший индекс ПС-84. В раз­гар работ по освоению ПС-84, Мясищева арестовывают, а самолету присваивают индекс ЛИ-2 по имени Лисунова.

В то же время арестовывают Туполева, Петлякова, Немана, Стечкина, Королева, впоследствии нашего главного ракетчика, и многих других работников авиацион­ной промышленности. Всех их со временем, собрав из различных мест заключения, размещают на верхнем этаже конструкторского бюро Туполева, где оно находится и сейчас. Живут они под охраной на этом этаже, а днем спускаются в КБ и работают вместе со всеми цивильными сотрудниками. Эту организацию стали называть особым конструкторским бюро. В нем Пет­ляков, будучи арестованным, разрабатывает самолет 100, который он задумывал как двухмоторный высотный истребитель, но потом срочно переделывает его в, ставший знаменитым, пикирующий бомбардировщик ПЕ-2. Мясищев вновь стал у него начальником бригады крыла. Неман был засместителем у него, а поступивший к ним позже, Королев разрабатывал ло­нжерон крыла этого самолета. Совместная работа Мясищева и Королева была не­продолжительной, но и за это время Королев проникся к Мясищеву большим ува­жением и многое у него перенял. Поэтому он в своих воспоминаниях назвал Мяси­щева своим учителем. От Мясищева Королева перевели к Стечкину в Казань. Тупо­лев в этой «шарашке», как потом стали ее называть, проектировал свой ТУ-2.

Разрабатывая крыло для ПЕ-2, Мясищев сам, тайком прорабатывал свою идею со­здания дальнего бомбардировщика с двумя герметичными кабинами, трехколесным шасси, заливаемой топливом конструкцией крыла вместо топливных баков, дистан­ционным управлением пушечными бортовыми установками и многими другими новин­ками. Руководство высоко оценило этот проект, и было решено организовать Мяси­щеву специальное КБ в этой же «шарашке» для разработки этого самолета, полу­чившего индекс ДБ-102. Его изготовление началось в 1940, когда Мясищева летом этого года освободили из заключения.

В начале войны Мясищева с его коллективом эвакуируют в Омск на местный авиационный завод, где продолжилось изготовление самолета 102 с климовскими двигателями, которые еще не во всем отвечали требованиям этого самолета. В 1942 году этот самолет начал летать под управлением В. М. Жданова. Затем лет­ные испытания продолжил летчик Ф. Ф. Опадчий, ставший впоследствии шеф пилотом у Мясищева. За создание этого самолета коллектив КБ Мясищева и он лично полу­чили благодарность Сталина и большую денежную премию, которую они передали в фонд обороны, как тогда было принято в период войны. В серию самолет не пошел по ряду причин. Кстати, на нем также впервые проявилась вибрация перед­ней стойки шасси,  получившая наименование «шимми» с которой Мясищеву удалось быстро справиться самому в отличие от флаттера на АНТ-41.

На первый взгляд может показаться, что Мясищев, как главный конструктор, был неудачливым, поскольку у него первого на самолетах проявились и флаттер и ши­мми. Но это далеко не так. Мясищев был конструктором-новатором, и смело шел на новые впервые применявшиеся конструктивные решения, которые, как известно, свя­заны с неизвестным.  Этим решениям сопутствует нелегкая судьба в их реализации, со всеми выте­кающими терниями для их разработчика. Туполев, в отличие от Мясищева, шел на новые решения с большой оглядкой, и совершенствовал свои машины путем посте­пенного внедрения новинок.

В 1942 году трагически погиб Петляков в своем собственном самолете. Его срочно вызвали в Москву из Казани, где он был в эвакуации.  Там  со своим коллективом он вел отработку ПЕ-2 на местном авиазаводе. Пассажирского самолета не оказалось, и он полетел в бомболюке своего самолета, который потерпел катаст­рофу со своим пассажиром в бомболюке.

Мясищева назначают главным конструкто­ром вместо Петлякова, и он возглавил его конструкторское бюро. В 1943 году Мясищев со своим коллективом переезжает в Казань, где находилось конструкторское бюро Петлякова. Там он объединяет оба кол­лектива в один. Объединенный коллектив очень быстро   показал свою высокую работоспособность. Это объединение было проведено Мясищевым с большим тактом, и не вызвало каких-ли­бо трений и недоразумений среди сотрудников.

С первых же шагов сложилось натянутое отношение с руководством завода. Владимиру Михайловичу с трудом удалось улучшить условия работы и быта кон­структоров, а также  добиться себе, как главному конструктору, отдельного кабинета. Все это было сделано так деликатно со стороны Мясищева, что отношения после этого даже улучшились, и это способствовало еще более успешной совместной работе ОКБ и завода.

К тому времени на серийных машинах ПЕ-2 на фронте снизились боевые харак­теристики, и они стали уступать в воздушных боях. Основное состояло в значи­тельной потере скорости. Вышло грозное постановление Правительства, кото­рым предписывалось Мясищеву в кратчайшие сроки восстановить на самолетах их проектные характеристики. Мясищев развернул широко работы по улучшению неко­торых элементов конструкции самолета, а, главное, поднятию производственной и технологической дисциплины на заводе, который также активно включился в это дело.

Очень быстро «пешки» стали сходить с конвейера такими, какими и были созданы. Работая над восстановлением характеристик ПЕ-2, у Мясищева сформиро­вался облик более существенной модификации этого самолета. Для этого ему ну­жно было иметь свое опытное производство. Через министерство он добился вы­деления на заводе двух пролетов в цехе, где были развернуты эксперименталь­ные работы по модификации ПЕ-2.Необходимость глубокой модификации родилась у Мясищева под воздействием успехов английского фронтового бомбардировщика «Москито». Он имел скорость до 600 километров в час. Его не могли догнать немецкие истребители, он глубоко проникал в немецкие тылы, и наводил ужас на немцев. Высочайшая эффективность этих самолетов проявилась в том, что на тысячу са­молето-вылетов было потеряно всего одиннадцать машин.

Сохранив большинство деталей ПЕ-2, была создана, практически, новая машина ставшая среднепланом, с новым более мощным двигателем, дистанционно управляе­мой, как на ДБ-102, пушечной установкой и многими другими нововведениями. В мае 1944 года на государственных испытаниях машина показала скорость 656 километров в час, которую не имели даже воевавшие истребители того времени. Создав новую машину, Мясищев сохранил ее индекс ПЕ-2И с инициалами своего учителя. В этом проявилось в очередной раз благородство этого человека.

Летом 1944 года мясищевцы построили высотный дальний бомбардировщик ДВБ-108, у которого скорость была 700 км в час. Был построен макет бомбардировщи­ка ВБ-109 со скоростью 720 километров в час. Ведущим конструктором этого самолета был Михаил Кузьмич Янгель, будущий разработчик ракетной техники. Самолет ДБВ-108 прошел заводские испытания, но дальнейших испытаний не проходил. У американ­цев весьма эффективно воевал бомбардировщик В-29, который по своим показате­лям был близок к мясищевскому самолету ДБ-102 и взлетевший на полгода позже, но уже воевавший, а 102 из-за недопонимания его значения военными, так и не пошел в серию.

За достигнутые успехи Мясищеву присваивают звание генерал-майор инженер­ной службы, награждают орденом Ленина и вновь только что учрежденным орденом Суворова II-й степени. Большая группа сотрудников его ОКБ также награждается ор­денами и медалями. Люди и ОКБ на подъеме, их работа признана и достойно отме­чена. Создан хороший задел для дальнейшей работы, казалось, что перспектива обеспечена. Но перед окончанием войны ОКБ Мясищева из Казани переводят в Подмосковье на один из заводов, без предоставления какой-либо экспериментально-производственной базы. Можно без сомнения утверждать, то это было сделано умышленно недругами Мясищева в качестве подготовительных мероприятий для устранения талантливого конструктора и организатора, который стал опасен для утвердившихся авторитетов в области самолетостроения.

После окончания войны промышленность стала переходить на мирные рельсы. Военное производство переходило на гражданскую продукцию. Ликвидировались многие организации занимавшиеся разработкой и производством военной техники. В фев­рале 1946 года было расформировано и ОКБ Мясищева.. Самого Мясищева увольняют из промышленности и направляют на преподавательскую работу в МАИ. Сотрудников ОКБ распределили по другим ОКБ.

Мясищева назначают деканом самолетостроительного факультета и заведующим кафедры конструкции самолетов, с исполнением обязанности профессора. К концу войны Мясищев понял, что нужно готовиться к созданию дальней авиа­ции на принципиально новой технической базе, поэтому он и начал тогда уже заниматься разработкой дальних бомбардировщиков с реактивными двигателями.

Лишившись своего ОКБ, Мясищев продолжил проработку этой идеи со своими сту­дентами в их курсовых и дипломных проектах. В каждом из них он прорабатывал определенный элемент технического решения той или иной части такого самоле­та. Он с горечью наблюдал, что в США фирма Боинг уже начала создавать подоб­ный самолет, а у него подрезаны крылья и связаны руки. Он уже был практичес­ки готов к созданию подобного самолета, поэтому и вышел с таким предложением к тогдашнему министру Хруничеву. Благо этот видный деятель в области авиации оказался дальновидным и принципиальным, поэтому и поддержал Мясищева, обратив­шись к Сталину, который умел ценить людей, обладавших способностями в техни­ческих областях.

Сталин запомнил Мясищева во-первых, по тому как он быстро восста­вил качество «пешек», во вторых по созданию ПЕ-2И, летавшего быстрее истреби­телей, ну и, конечно, по созданию суперпередового на то время ДБ-102. Поэтому он  дал возможность Мясищеву реализовать свою идею и, не в последнюю очередь, чтобы ликвидировать монополию Туполева в этой области.

 Привлечение Мясищева к активной работе, было, по сути, ответом Сталина Туполеву на его отказ проекти­ровать самолет на реактивных двигателях, в то время как американцы создавали свой подобный самолет на таких двигателях. Сталин был широко эрудирован­ным человеком не только в политике, но и в технике. Он тонко чувствовал новинки в различных технических областях,  умел быстро в них разобраться и поддер­жать те из них, которые  того заслуживали. В хозяйственных и технических вопросах он представлял собой почти идеального руководителя высшего ранга.

Создавая по указанию Сталина свое пятое по счету ОКБ на Филях, Мясищев со­брал всех своих старых коллег по объединенному петляковскому ОКБ, и принял порядка трехсот молодых специалистов, выпускников различных институтов и те­хникумов. Они составили порядка тридцати процентов от общего состава конст­рукторов. В числе вновь прибывших молодых специалистов оказался и Виктор среди направленных выпускников ХАИ.

Эти молодые специалисты, как показала дальнейшая жизнь, составили мощную опору в работе ОКБ, и показали высокую эффективность сплава молодости и опыта. В этом проявилась, в который раз, дальновидность и мудрость Мясищева. Этому, также спо­собствовало его глубокое знакомство со студентами, когда он вынужденно столк­нулся с их средой, и увидел их высокую подготовленность к практическим делам на основе глубокой теоретической подготовки, которую они получали в институ­тах.

Мясищев не только собрал блестящий коллектив, но и создал первоклассную производственную и экспериментальную базу. На территории авиационного завода на Филях, ближе к Москва реки, вырос комплекс хорошо оборудованных корпусов, где разместились конструкторы, производственники и экспериментаторы. Создание мощной экспериментальной базы было важным отличием созданного коллектива от всех существующих ОКБ в авиации. В этом огромная заслуга Мясищева также, как и во внедрении пер­вым в авиационных ОКБ вычислительной техники, которую приезжал смотреть и перенимать опыт сам Туполев.

ПЕРВЫЕ ШАГИ НА ПРОИЗВОДСТВЕ

Оформление допуска Виктору на работу длилось почти три недели, которые он с пользой использовал на благоустройство своего семейного быта во впервые полученном собственном жилье. После получения допуска он расписался об обяза­тельстве сохранения и неразглашения сведений, содержащих государственную тайну, и был допущен к работе в качестве простого инженера конструктора без какой-либо категории, как начинающий конструктор. Получив пропуск и войдя на территорию предприятиями, с первым с кем он столкну­лся, был лось. Он стоял на углу центрального производственного корпуса на же­лезнодорожных путях, проходящих вдоль этого корпуса, гордо вскинув голову и высоко подняв свои роскошные рога. В лучах еще низкого солнца его шерсть искрилась золотым блеском, словно отлитая из благородного металла. Лось спокойно смотрел на редких служащих, идущих по тротуару напротив его. Лось еще немного постоял, потом, опустив голову, медленно двинулся в сторону лесочка на краю территории завода, на ме­сте которого вскоре развернулось строительство корпусов для вновь создавае­мого ОКБ Мясищева. На первых порах конструкторов разместили в бытовках сборочного цехаЕще при заполнении анкеты Виктор записался в каркасники, которые разраба­тывают планер самолета. Каркасников возглавлял Ефим Иосифович Бару, старый сподвижник Мясищева и сидевший вместе с ним. Мясищев всех своих собрал, и ни­кто не мог задержать кого-либо из тех, кого требовал Мясищев, даже всесильный тогда генерал-полковник, конструктор Яковлев в то время, когда Мясищев был всего генерал-майор. Такое жесткое предписание о передаче Мясищеву всех специалистов по его спискам было записано в постановлении Пра­вительства, и никто не мог не выполнить требование Мясищева по этому вопросу, подписанное Сталиным.

Бару был занят, и Виктору пришлось подождать в приемной. После затянувшего­ся ожидания он вышел походить в коридор и там ознакомился с доской объявле­ний. В одном из приказов Бару объявлял предупреждение начальнику бригады хвостового оперения Барышеву Владимиру Михайловичу за задержку передачи ка­ких-то материалов. Про себя Виктор подумал — ничего себе бригада, если только еще при создании ОКБ и начале работ они уже что-то срывают.

В это время его пригласили в кабинет. Рядом с Бару сидел крепкого телосложения мужчина сред­них лет. Бару расспросил о теме диплома, о Немане, как он там поживает, сообщив, что они с ним давние знакомые. Затем он поинтересовался, где бы Виктор хотел работать. Он, не задумываясь, заявил, что хотел бы в бригаде крыла, и участвовать в разработке  наиболее сложной и важной части самолета. Рядом сидящий муж­чина предложил пойти в бригаду хвостового оперения, на что Виктор сразу же выпалил свое мнение об этой бригаде, составленное на основании прочтения вывешенного приказа. Они посмотрели друг на друга, заулыбались, и Бару решил — в крыло, так в крыло. Желаю успеха молодой человек и, полагаю, что вы не под­ведете школу Иосифа Григорьевича Немана. Сидевший мужчина рядом с Бару, как оказалось потом, как раз и был начальником той самой бригады хвостового опе­рения. Несмотря на этот казус, произошедший с Виктором с первого же его шагав  в ОКБ,  со временем, когда Виктор стал работать в подчинении Барышева  когда тот стал замом Мясищева,  та их первая встреча никак не повлияла на их добрые от­ношения,  которые у них сложились затем. А с Бару со временем,  у Виктора завяза­лись хорошие отношения, и они стали друзьями на многие годы,  несмотря на суще­ственную разницу в возрасте. Ефим Иосифовича был прекрасной души человеком, и Виктор многое от него взял. Как потом узнал Виктор, он работал ранее с Неманом, хорошо его знал, причисляя и себя к его школе.

Появление Виктора в бригаде осталось почти незамеченным. До него в брига­ду пришли несколько молодых специалистов из московского и казанского авиа­ционных институтов. Среди них был грузин Отар Давлианидзе, ставший в силу сво­его темперамента, уже своим человеком в бригаде. Чувствовалось, он был в дружес­ких отношениях с главным балагуром бригады из старых сотрудников, Колей Бегу­товым, который к месту и к не месту пел одну и ту же песню «О море в Гаграх».

Виктору выделили рабочий стол, и поручили разрабатывать несиловую рядовую нервюры, составлявшую поперечный силовой набор крыла. По ходу дела Виктор ви­дел, что сейчас эти нервюры для дальнейших разработок еще не были нужны, и они потребуются попозже. Его никто не беспокоил, и он спокойно работал почти це­лый месяц. Виктор не расстраивался, что к нему никто не подходит, и не интересуется его работой. .  Через все нер­вюры проходили расходные и дренажные магистрали топливной системы.  Все их нужно было увязать с высоченными стойками нервюры,  высота которой достигала более метра, а длина доходила до трех метров. Таково было крылышко размахом в пятьдесят три метра у этого гиганта. Это размах в полстадиона. Виктор привык работать и решать вопросы самостоятельно. Он сам все это проделал, связываясь с топливниками, и не обращаясь к своему начальству. Будучи приученный Неманом, он разработал три варианта конструкции нервюры, провел их весовую, прочност­ную и технологическую оценку, выбрал один из них для себя и сделал это весь­ма ко времени.

Руководитель разработки продольного набора Прошкин Александр Ива­нович был занят другими разработками, к нему не подходил и не интересовался его работой. Когда дело подошло и до нервюр,   Прошкин был крайне удивлен объе­мом и глубиной проработки конструкции этой нервюры.

Прошкин собрал консилиум специалистов вокруг этой нервюры, и все приняли предложенный Виктором вариант конструкции. После этого к нему была подключе­на группа молодых специалистов, и они под его руководством выпустили ра­бочие чертежи на все рядовые нервюры. В бригаде разрабатывалась эксперимен­тальная натурная сборка центральной части фюзеляжа и крыла для прочностной отработки конструкции, которую назвали «крест».  После сдачи чертежей на крест начали разрабатывать конструкцию и на первую летную машину, которая получила индекс М4.

В то время чертежи, вычерченные на пергамине, а затем копи­ровались тушью на кальку. Это кропотливая работа и она требует определенных навы­ков. В бригаде было несколько молодых девушек-копировщиц во главе с опытной копировщицей Славой Иосифовной Вескер, давней сотрудницей Мясищева. Она пришла на Фили по спискам, составленным Мясищевым. Она работала с Мясищевым, еще, когда он был в заключении, а Слава была цивильной, и стала сви­детельницей всей жизни этих заключенных в шарашке. Слава все время потом рабо­тала с Виктором, и они стали добрыми друзьями.

Постановлением Правительства устанавливался срок сдачи заводу рабочих чер­тежей на летную машину в конце марта 1952 года,  а приступили конструкторы к этой работе только к концу октября. Работа несколько облегчалась тем, что на «кресте» была отработана конструкция основных элементов центроплана крыла, но оставалось еще много не проработанных мест, особенно размещение и крепле­ния всех четырех двигателей в хвостовой части центроплана. Заводчане с пристрастием следили за разработкой самолета, и выпуском на не­го чертежей. Это был один из сильнейших авиационных заводов страны. Указание Сталина о выделении мощного завода было неукоснительно выполнено.

Этот завод № 23, стоявший у истоков зарождения у нас металлического самоле­тостроения, широко известен как завод имени М. В. Хруничева. Примечательна его история. В 1916 году российская фирма Руссо-Балт купила огромный участок земли вдоль Москва реки на Филях, и начала закладку громадного завода для массовой постройки легковых автомобилей. Революция помешала широко развер­нуть строительство,  которое завершилось после ее окончания. В 1922—24 году на этом заводе был построен первый советский легковой автомобиль. К этому вре­мени остро встал вопрос о необходимости развертывания у нас самолетострое­ния на базе цельнометаллических конструкций из алюминия. Было принято реше­ние о переключении филевского завода на авиастроение, а автостроение сосредо­точить на заводе АМО, ныне завод имени Лихачева.

С целью ускорения освоения металлического самолетостроения, филевский завод сдается в концессию фирме «Юнкерс». Но перенять опыт у них стало весьма про­блематично, потому, что они тщательно скрывали существо основных технологиче­ских операций. Немцы построили пассажирский одномоторный самолет           Ю-20, и с ни­ми был расторгнут в 1924 году контракт на концессию. В 1927—28 году завод выпустил свой первый самолет     АНТ-3, ставший разведчиком Р-3. С тех пор этот завод находился в числе флагманов отечественного самолетостроения вплоть до 1960 года, когда он был переключен на ракетную тематику в результате погро­ма авиации, учиненного Хрущевым. За период с 1924 года по 1960 год завод ос­воил и серийно выпустил 19 типов самолетов различных главных конструкторов. Это значит, что в течение каждых полутора лет осваивался новый самолет. Таким темпом и накалом производственной деятельности вряд ли может похвастаться какой-либо из отечественных самолетостроительных заводов. Может, из-за этого темпа и некогда было подумать его руководителям всех поколений об ис­торичности его деятельности. У завода так и не появилось сколько-нибудь значащего музея, какими богаты соизмеримые по важности наши заводы, не гово­ря уж о зарубежных фирмах подобного профиля.

Заводу был установлен жесткий срок на изготовление мясищевского самолета, поэтому его специалисты подключились к разработке конструкции уже с разра­ботки «креста. Заводские специалисты были обес­покоены тем,  чтобы то, что рисовалось на досках, можно было бы изготовить на станках и оборудовании, которым располагал завод. Как правило, это не устраива­ло конструкторов, поскольку новизна стоящих задач не позволяла их решить с по­мощью старого оборудования. К чести заводчан, они многое приняли у конст­рукторов такого, что им пришлось очень существенно переоснастить производст­во, закупив немало нового оборудования, и привлечь много сторонних организа­ций для оснащения производства и изготовления самолета.

Как уже говорилось, летную машину начали проектировать в октябре, а сдать рабочие чертежи нужно было в марте. Таким образом, на проектирование такого громадного самолета отпускалось всего шесть месяцев, как студенту на диплом­ный проект. Обстановка накалявшейся холодной войны требовала такого напряже­ния. К тому времени США окружили СССР авиационными базами первого удара, а СССР нечем было ответить, и, в случае необходимости, нанести ответный удар по территории США.

Конструктора и производственники работали, не зная усталости, понимая всю важность стоящей перед ними задачи без каких-либо мобилизующих собраний и лозунгов. Они воспринимали свою работу как патриотический долг не только пе­ред страной, но и чисто профессиональный. Все знали, что у Туполева разрабаты­вается самолет аналогичного назначения  на турборектавных двигателях, и поэ­му все считали своим долгом создать свой самолет лучшего качества, чем тупо­левский. Шло настоящее творческое соревнование. В курилках по этому поводу каламбурили — туполевцы разрабатывают свой АНТ, а мы разрабатываем свой УНТ — утрем нос туполевцам, тем более, что большинство конструкторов пришли из тупо­левского ОКБ, куда они были направлены после последнего разгрома Мясищева.

На летную машину Виктор выпустил со своими коллегами рядовые нервю­ры. Еще на «кресте» он разработал силовую нервюру в кессоне, на которой крепи­лось одновременно два двигателя.  Поэтому, ему дали разработать силовую схему крепления внешнего двигателя в хвостовой части крыла, которая не разрабатыва­лась на «кресте». Это была достаточно сложная конструктивная задача, как ни как, а все-таки двигатель. Виктор затратил много времени и сил на ее разработку.

Еще когда он разрабатывал силовую нервюру в кессоне под два двигателя, Мясишев приходил за доску смо­треть, как она разрабатывается, и какие принимаются по ней конструктивные решения. Тогда он впервые познакомился с Мясищевым, оценив его и как спе­циалиста, и как человека. Он задавал такие вопросы, которые Виктор выслушивал с удивлением, отмечая знания такого большого человека в проработке деталей мелких местных узлов. Уходя, Мясищев одобрительно похлопал Виктора по плечу и пожелал успеха. Мясищев приходил за доски не только к  нему. Он непосредственно рассматривал ход разработки наиболее ответственных мест и узлов самолета во многих конструкторских бригадах.

Когда Виктор приступил к разработке силовой схемы подвески внешнего дви­гателя, Мясищев дважды приходил рассматривать эти разработки у его, и они встречались уже как старые знакомые. Может, тогда и проникся Мясищев уважени­ем к Виктору, потому, что он вскоре принял активнейшее участие в определении судьбы, и дальнейшего его жизненного пути.

По мере приближения срока сдачи чертежей, сорвать, который, ни у кого и в мыслях не было, напряжение работ нарастало. С самого начала работ раньше 7—8 часов никто никогда не уходил. Это была нормальная продолжительность рабо­чего дня. В эти дни конструктора после окончания работы еще заходили иногда в «шалманчики» перекинуть по сто грамм, закусить и расслабиться. Шалманчики ­это наспех сколоченные из горбылей хибарки, размером два на три метра где «тети Мани» вели свое  хозяйство, торгуя всевозможной закуской с выпивкой. Там всегда можно было выпить, закусить, а то и нормально покушать. Эти шалманы, до десятка, располагались полукругом вокруг трамвайного кольца, которое стало ныне троллейбусным кругом, а от шалманов не осталось и следа. Каждая бригада знала свою «тетю Маню» с которыми конструктора стали добрыми друзьями.

Когда темп работ стал нарастать, начали уходить с работы в 8—10 часов. И это, при том, что те, кто жил в Жуковском, тратили в дороге на работу и обратно по пять часов ежедневно. Затем многие начали оставаться ночевать прямо в бригаде на сто­лах и на стульях. В первых числах марта в бригадах появились раскладушки и люди, практически до конца марта, не уходили вообще домой.

Заводу установили сроки изготовления самолета не менее напряженные, чем на его разработку при громадном объеме работ по подготовке производства, который мало учитывался. Поэтому у завода возникли определенные сложности, и директор завода вышел в министерство с заявлением о некачественной сданной докумен­тации на самолет в составе 52 тысячи чертежей, и идущих непрерывно их изме­нениях. Такое заявление, конечно, не способствовало улучшению отношений руково­дителей. А изменений было не избежать по ходу проектирования такого сложного самолета в такие короткие сроки. Все это понимали. И, тем не менее, заводчане готовили себе почву для отступного. Следует отметить, что задержались они с изготовлением не на много, и их никто за это не корил.

После сдачи чертежей в ОКБ, администрацией было проведено общее собрание молодых специалистов, подавляющее большинство которых также как и Виктор, ра­зрабатывали другие не менее важные узлы и детали самолета в других бригадах, в том числе, и в его бригаде. К этому собранию он подготовил статисти­ку, в которой показал, что молодые специалисты, по численности, составлявшие 30% от общего состава конструкторов, разработали конструкцию и выпустили 60% от общего числа сданных чертежей на самолет. На это Назаров, пенрвый заместитель Мясищева, ведший собрание, заявил Виктору:

— Может и я не разрабатывал конструкцию? — на что Виктор тут же дополнил:

— В расчет не брались такие руководители в бригадах как Прошкин и Матузный, которых все знают, и которые руководили разработками, как молодых специалистов, так и кадровых конструкторов.

Если Мясищев рассматривал только основные узлы самолета в процессе их разработки, то Назаров в бригадах смотрел разработку практически всех узлов. И с ним Виктору пришлось столкнуться, когда он разрабатывал установку внешнего двигателя, еще до прихода Мясищева.

После проведенного совещания, двенадцати молодым специалистам из трехсот, без аттестации была присвоена III-я категория, которая являлась первой квалификационной категорией. Всем им были повышены оклады, в том числе и Виктору. Это было первое производственное его поощрение, после которого ему, совсем  неожиданно пришлось отправиться служить в армию. А эта инициатива со статистикой ему все же аукнулась, но несколько позже. Тогда же в своем выступлении он ничего не просил, а считал, что этот факт должен быть как­-то отмечен администрацией, что она и сделала.

Ранее упоминалось, что после распределения в институте Виктора хотели заб­рать в армию, а, по настоянию начальника первого отдела института его от­пустили. Но сделано это было этим начальником в весьма оскорбительной форме по отношению к начальнику военкомата в Харькове. Когда Виктор пришел с повесткой в военкомат, там с удивлением ему сообщили, что они и сами не понимают, что произошло. Их военкомат никаких представлений на призыв его в армию не делал, а вот пришел уже приказ военного министра о том, что он зачислен в кадры Советской армии, и ему необходимо явиться в штаб 43-й воздушной ар­мии Дальней авиации для прохождения дальнейшей службы.

Виктор доложил заместителю Мясищева по кадрам Левицкому о произошедшем. Тот забрал повестку и отправился в министерство. Там выяснили через день, что представление на зачисление в кадры сделано Харьковским горвоенкоматом с со­гласия призываемого. Подписанный приказ министра обороны о зачислении Виктора в кадры Советской армии направили в Харьков на исполнение. Они не знали, ку­да он отбыл), и подали на него в розыск. Через три месяца нашли Виктора, и по месту проживания вручили повестку в армию. Левицкий после этого доложил Мясищеву о ситуации произошедшей с ним, на что Мясищев ответил:

— Завтра у меня будет военный министр маршал Василевский, и если ему представится возможность, то он поговорит о Викторе.

Возможности, конечно, ему не представилось, и он сооб­щил Левицкому, чтобы Виктор отправлялся в армию, поскольку подписан приказ военного министра, а ему, Левицкому необходимо обязательно вернуть этого парня назад в наше ОКБ. За него стоит побороться, так заявил Мясищев. Виктору стал ясен трагизм ситуации —  если бы тот незадачливый его полковник обошелся бы с военкомом по-человечески,  то он не попал бы в эту жуткую ситуацию. А так, военком отыгрался, соврав в представлении, что он согласился на при­зыв, поскольку тогда существовало положение, что в мирное время призвать офи­цера в армию без его согласия нельзя было. Виктор этого тогда не знал и поэ­тому обратился к своему полковнику. Вот теперь предстоит ему расплачиваться за хамство того полковника.

Можно было представить трагедию Анны, когда она узнала, что Виктор уходит служить в армию    Виктору, глядя на переживания Анны, самому хотелось волком выть. Он попал на любимую работу, да еще в таком сильном конструкторском бюро. Наметились первые успехи. Теперь все это нужно было оставить, и отправляться в не­известность куда-то служить и бог знает, что делать. В очередной раз, и далеко не в последний, с ним судьба опять начинает играть в далеко не радостную шутку.

ВИКТОР В АРМИИ

В Винницу, где находился штаб 43-й армии, Виктор прибыл утренним поездом и без труда нашел его по адресу, полученному у военного коменданта на вокза­ле. В штабе толпилось множество гражданских людей. Оказалось, что это все офи­церы призванные также как и он в кадровый состав армии. Среди них было немало и тех, кто отвоевался. Прибывшие офицеры получали назначение в части. К начальнику управления кадров армии Виктора вызвали только после обеда. Зайдя в комнату, он доложил по военному о прибытии для прохождения дальнейшей службы. Полковник, не поздоровавшись, молча смотрел его личное  дело. Затем, не смотря на Виктора, изрек:

— Окончил авиационный институт, помолчав — значит так, в полк, в Полтаву летать будешь борт­инженером.

Виктор только успел пролепетать:

— Я не проходил летное обучение — но был тут же прерван полковником:

— Можешь идти, там научишься.

Виктор, изумленный от такого неожиданного назначения, вышел и стал ожидать документы. Его вызвали в числе последних, которые получали документы и уже ушли, а он все сидел один. Никто его никуда не вызывал. По коридору сновали офицеры, с озабоченным видом не обращая на него никакого внимания. Часам к четырем к нему вышел майор и спросил:

— Вы Кузьмин? — и, получив утвердительный ответ, продолжил:

— Сидите и ждите, с вами будет разговаривать ге­нерал.

Вскоре Виктора вызвали к генералу. Предложив сесть, генерал, оказавшийся главным инженером армии Павлом Владимировичем Носковичем,  продолжил:

— Мне принесли на утверждение ва­ше назначение бортинженером. Когда я ознакомился с вашим личным делом, моему удивлению не было предела. О каком бортинженере может идти речь для авиационного конструктора! Расскажите, что произошло, и как вы к нам попали, закончил генерал. После краткого рассказа Виктора о своих приключениях, генерал сокру­шенно покачал головой и начал его успокаивать):

— Понимаете, дорогой — так мягко начал генерал  оказавшийся добрым и мягким на вид человеком — в армии, как и везде, служат разные люди, и ничто людское им не чуждо, в том числе и пороки, и карьеризм. Он  может только посочувствовать Вик­тору, и постарается максимально помочь ему с тем, чтобы переход от гражданской к военной жизни был бы для него максимально безболезненным, насколько это возможно в создавшейся ситуации.

На вопрос, где вы хотели бы служить, Виктор с горечью посетовал,  что бы он хотел, так это чтобы не пе­реучиваться вновь, а использовать те знания, которые он уже имеет. Генерал ос­тался доволен ответом, и начал, что-то искать в бумагах на столе.

— Понимаете: —обратился генерал к  нему — у нас в армии в Белой Церкви имеется армейс­кий ремонтный завод с производственной структурой. Там в техническом отделе работают наши академики. Это мы называем так тех, кто окончил военные акаде­мии. Среди них вам будет легче привыкать к армейской службе, а работа там бу­дет технической, по вашей специальности.  Кстати,  а сколько вы получали у Мяси­щева? — неожиданно прервался он.

Виктор сообщил сумму 1890 рублей, о чем у него имеется справка. Тогда им платили очень хорошо. У него был оклад 900 рублей как у молодого специалиста, а получал он практически  два оклада. Кадровые конструктора получали до трех-четырех окладов и молодые им по-тихому завидовали, но не поднимали шума по этому поводу, понимая свое место среди этих зубров.

Генерал, услышав эту сумму, сокрушенно сообщил, что они не смогут обеспечить такое денежное довольствие младшему лейтенанту. Но потом, найдя нужную бумагу, он с удовлетворением сообщил Виктору:

— А вот у меня новое штатное расписание этого ремонтного завода. Давайте посмотрим, что там у них в техническом отде­ле. Вот и должность старшего технолога с окладом 1400 рублей, да еще за звание 400 рублей, да еще хлебные — вот мы и наберем ваши 1800 рублей. Давайте я утвер­жу заводу новое штатное расписание, а вас назначим туда старшим технологом.

Так Виктор своей бедой помог устранить беду для большого коллектива, который долго ждал нового штатного расписания. Ему же, по прибытии в часть, выплатили за звание за те три месяца в течение которых его разыскивали по стране после подписа­ния приказа о зачислении в кадры армии.

В это время зашла секретарша генерала отпроситься домой. Генерал, попросив  вызвать машину,  отпустил ее, и осведомился, где он оста­новился. Услышав, что он просидел в штабе весь день, и еще не успел нигде остановиться, генерал сокрушенно покачал головой:

— Это, дорогой мой армия, у нее свои нравы, так, что извините за бездушие наших офицеров. Давайте я вас отвезу в гостиницу, и там вас примут.

Подъехав к гостинице, генерал сам провел его к администратору и там его, естественно, приняли по-генеральски. Утром он выехал в Белую Церковь, обод­ренный таким теплым и просто человеческим приемом, оказанным ему генералом. Мир не без добрых людей, и судьба начала «отыгрывать ему назад», организо­вав такое приятное начало армейской службы.

В Белой Церкви его принял довольно любезно начальник завода полковник Корецкий и, вызвав начальника технического отдела майора Халиво Эдуарда Алек­сандровича, представил ему Виктора. Они только удивились, что его назначили на должность, которая значится в штатном расписании, а оно еще не утверждено. Сообщение Виктора о том, что генерал его утвердил при нем, вызвало у них легкое недоумение, и они многозначительно переглянулись между собой. Наверняка у них возникла мысль, что этот младший лейтенант человек генерала, и с ним нужно быть поосторожней. Если такая мысль и была у них, то она потом могла находить неоднократное подтверждение, хотя и не имела под собой никакого основания. Просто ему повезло, что на его пути попался такой хороший человек, каких еще будет попадаться немало. Но и нехорошие люди будут вставать на его пути. Несмотря на то, что таких людей бывает немного, но они, как правило, причиняют немало бед добрым людям.

Корецкий, выяснив у Виктора, что он еще не нашел жилья, объяснил, что офицеры его части живут по частным квартирам, а здесь в гарнизоне, располагающемся за городом, жилья очень мало, и предложил ему поискать частную квартиру в го­роде. Услышав такое, он попросил на время устроить его где-нибудь на заводе, пока он най­дет что-нибудь в городе. Корецкий задумался, но Халиво предложил поместить его в продуктовом складе за кухней.

Вход в склад, представлявший собой две комнаты, находился с обратной стороны солдатской столовой, и зарос высоченной почти в рост человека густой травой, в которой была только слегка протоптанная тропинка к двери. Продуктов было немного. Раздвинув коробки и мешки, ему установили кровать с постелью, и он приобрел свое, пока хотя бы временное жилье.

Тягостной была первая ночь Виктора в армии. Он ворочался с боку на бок и долго не мог заснуть. Перебирал в памяти события последних дней,  стреми­тельно пронесшихся и занесших его в этот продуктовый склад.  Как все неле­по выглядело для него, и он никак еще не мог свыкнуться с мыслью о том, что теперь он будет прозябать в этом продуктовом склепе. С этими мыслями он зад­ремал и был разбужен тихим писком. По нему как - будто, что-то ползало. Он с ужа­сом увидел, что по нему поверх одеяла ползали две громадные крысы. Он с отвра­щением их сбросил и его мрачные мысли, с которыми он засыпал, нашли такое мерзкое продолжение наяву. К горлу подкатил комок слез от жалости к себе от той жуткой ситуации, в которую он угодил ни за что, ни про что, и теперь вынуж­ден спать среди крыс. Под утро он заснул тревожным сном, боясь опять появле­ния на нем крыс. Первый свой армейский день он посвятил знакомству с заводом.

Армейский ремонтный завод представлял слабой довольно приличное предприя­тие с промышленной формой организации, где работали, в основном, гражданские люди. Технический персонал был из военных. Технический отдел, куда попал Вик­тор, был небольшой по своему составу в котором из военных находился капитан и один старший лейтенант, а также  пара гражданских лиц. Производств было ориентирова­но, в основном на ремонт поршневых авиадвигателей. Самолеторемонтное производство  оказалось слабеньким, с до­потопным примитивным оборудованием.

В качестве первого самостоятельного задания Виктору поручили установить дополнительную экспериментальную радиостанцию в пассажирском салоне ЛИ-2 Все это он сделал за один день, и это произвело фурор в их маленьком отделе.

Смотреть чертежи, представленные им Халиво, сбежался весь отдел. Посмотрев чертежи, они также мол­ча разошлись, смерив. Спустя время, он все-таки расспросил о причине тогдашнего интереса всех. Его тезка сообщил, что такую работу в отделе делали бы минимум полмесяца. Это всех и поразило. После этого случая к Виктору стали относиться с уважением

Вторая крупная работа Виктора была связана с аварийной ситуацией. На базу прилетело звено истребителей ЛА-11 из Белоруссии для какого-то текущего ре­монта во главе с заместителем командира полка по летной работе. В тот день был сильный боковой ветер и дежурный по полетам, запретил посадку, на что тот шапкозакидательски урезонил дежурного, что запрет не для него, зам комполка по полетам, и пошел на посадку. Естественно при таком ветре его занесло, и он сломал при посадке одну стойку шасси, полностью вывернув и изогнув шкворень крепления стойки к лонжерону. Это было армейское ЧП в результате, которого, как считалось, самолет полностью выведен из строя. Виктор, осмотрев характер полом­ки и узнав, что на складе имеется запасной новенький шкворень, доложил Корецко­му, что ничего страшного, можно починить. После того, как Виктор объяснил ему как это сделать, он доложил Носковичу о том, что младший лейтенат берется восстановить само­лет и просит разрешение на проведение этих работ, на что получил тут же сог­ласие генерала.

Виктор разработал и рассчитал на прочность за­мену шкворня и выпустил чертежи. Из штаба армии прилетел инспектор по ремонту какой-то горячий подполковник и  обнаружил, что в его чертеже не хватает одной заклепки по сравнению с аналогичным ремонтом на ЛА-5, приведенным в ре­монтной карте на этот самолет. Виктор эту карту не видел, но не расстроился, поскольку запас прочности он принял с избытком. Инспектор поднял невообра­зимый шум, и запретил проведение ремонта, поскольку документация на ремонт ра­зработана без обеспечения нужной прочности. Корецкий несколько опешил и, отоз­вав Виктора, обеспокоено спросил:

—- Что, действительно так?

Виктор его успокоил, и Корецкий тут же доложил Носковичу о сложившейся ситуации. Генерал попросил передать трубку Виктору, и он все объяснил генералу, после чего тот дал указание подполковнику не мешать работать и отбыть в штаб. Автори­тет Виктора после этого случая вырос, конечно, до необычайной высоты. Этому способствовало следующее очередное задание, последовавшее непосредственно от генерала.

Носкович на этот раз начал беседу минуя Корецкого. Генерал сообщил, что их армии поручается переделать ЛА-11 в учебную спарку, установив вторую кабину. Его интересует, сможет ли он это сделать.

Самолет, конечно, переоборудовать в условиях их за­вода не представлялось возможным из-за отсутствия необходимого оборудования. Виктор все это описал, указав какое необходимо оборудование, и Корецкий уже лично доложил, за что  получил благодарность от генера­ла за хорошо аргументированное обоснование невозможности выполнения этой работы, которое было принято без возражений в высших инстанциях. Поэтому никто не удивился когда из штаба армии пришло указание направить Виктора в штаб Дальней авиации в Москву для утверждения его в качестве ведущего техно­лога по освоению капитального ремонта первого в армии самолета ТУ-4, выработавшего свой летный ресурс. Об этом странном младшем лейтенанте, узнали и в штабе Дальней авиации по присланному к ним обоснованию о невозможности переоборудовать у них Ла-11, и, очевидно, с подачи Носковича, решили прив­лечь Виктора к такой сложной работе.

Может ли кто-нибудь представить ту радость, которая обуяла Виктора при по­лучении этого указания. Не прошло еще и двух месяцев, как он вновь попадет до­мой в Москву, увидит свою Анну, посетит, конечно, свое ОКБ и что-либо узнает о том, как обстоят дела с его «вызволением» из армии.

Но радость его была сильно омрачена, когда он выяснил перед отъездом, что доблестное туполевское КБ не удосужилось раз­работать и выпустить хотя бы какую-нибудь документацию на какой-либо вид ре­монта этого самолета. Виктор не на шутку заволновался — как он подступится к такому сложному самолету, который он уже знал по своей студенческой практике.

Не дав даже телеграмму Анне, он, как на крыльях, помчался в Москву. Его появление ошеломило Аню. Она бросилась к нему и долго не отпускала плача и спра­шивая неоднократно:

 — Насовсем? насовсем?

От волнения он не мог ответить, и только спустя некоторое время смог ей рассказать все о своей одиссеи. На утро он поехал, конеч­но, не в штаб, а в ОКБ на Фили. Там также он свалился как снег на голову.  В ОКБ у Левицкого, не заходя в бригаду, он с радостью  узнал, что вышло указание штаба Московского военного округа о возвращении его на прежнее место работы, и узнал его номер. Виктор даже опешил от быстрого решения его вопроса и поехал потом в свою часть в пол­ной уверенности, что скоро его мытарства окончатся, но рассудительно решил ни­кому в армии не говорить о ведущейся работе по его возвращению назад в ОКБ.

Штаб Дальней авиации располагался в Петровском дворце по Ленинградскому проспекту, и там его с интересом приняли, как технического вундеркинда для ар­мии. Там он сообщил, что в их части нет никакой документации на ремонт самолета, и это крайне осложняет дело. В ответ ему заявили, что вот вам и предстоит ее разрабо­тать. Они посоветовали обратиться на авиазавод в Филях, где делался этот само­лет,  может они вам, чем-либо помогут.  Как оказалось обственно за этим они его и вызвали в Москву. На этом практически и закончилось его утверждение на эту неблагодарную работу.

На Филях ему заказали пропуск, и он явился в свою бригаду в форме, чем выз­вал фурор среди женщин. Когда он шел на свою фирму по лесу он думал, что ему делать с самолетом. Вот только тогда у него родилась идея  После бурных рас­спросов, разговоров и обсуждений, в течение которых в бригаде никто не работал, орассказал о цели его приезда, а также о своей идеи. Он решил взять на заводе полный комплект технических условий и инструкций на сборку и регулировку всех систем самолета, а разбирать самолет будет в обратном порядке, как его собирали . Это был прекрасный выход. Получив согласие на заволе о выделении документации, он вернулся в часть. На Корецкий пришел в восторг от этой идеи и сразу же спросил:

— Ско­лько платить?

А Виктор даже не подумал об этом узнать на заводе в Москве. Подобный финансовый вопрос стал препятствием. Халиво предложил дать Виктору на руки расчетную книжку с подписанными бланками, а в Москве он оплатит, пос­тавив в бланки нужную сумму. Это был выход и Корецкий, согласовав с армией та­кое решение, вновь отправил его в Москву.

Перед отъездом Виктор рассказал одному майору, Александрову, с которым у него слдожились хорошие отношения, о выходе указания о его возвращении.  Майор сказал ему, что это указание Московского округа никакой силы не имеет.  Он удивлен за­чем его выпускали и кто его подписал. Офицера уволить из армии могут только на основании торлько приказа министра обороны, а не на основании какого-то указания. Виктор опешил от услышанного, но не пал духом. Он едет опять в Москву и раз­берется с этим.

Приехав в Москву и начав свои дела со своего возвращения, ОКБ, он со­общил Левицкому о том, что ему поведал майор и том, что необходим приказ военного министра о его увольнении из армии. Левицкий почему-то безропотно согла­сился с этим:

 — Приказ, так приказ, будем, значит, его оформлять.

 Спустя несколько лет, после того, как Виктор вернулся в свое ОКБ, ему пове­дал начальник первого отдела ОКБ Баздырев о подоплеке такого отношения Мясищева к этому делу. Оказывается, Мясищев был заместителем председателя технического комитета Жюри конкурса, в котором он участвовал со своим «Стартом». Председателем комитета был патриарх авиационной техники Пы­шнов. Вот тогда Мясищев и узнал его фамилию, когда вскрыли конверт «Стар­та» после присуждения ему первого места.  Все были крайне удивлены, что им оказа­лся студент. Поэтому, Мясищев знал, кто этот Кузьмин, познакомившись с ним лично у доски, когда пришел смотреть силовую нервюру крепления двух двигателей, ра­зрабатывавшуюся Виктором, который, конечно, всего этого тогда не знал.

Виктор. составил перечень необходимых сбороч­ных чертежей, технических условий и инструкций на заводские испытания систем самолета. По этому перечню на заводе отсинили всю эту документацию и он отгрузил ее в часть в семи громадных ящиках. Под его руководством по ней начали писать в части технологию разборки самолета, который уже стоял в ангаре. С него начали снимать различные капоты, обтекатели и прочие навесные элементы, не трогая пока основные системы машины. В процессе этих подготовительных работ выявили одно казусное явление, выразившееся во влиянии верблюдов на конструк­цию самолета. Да, самых настоящих верблюдов.

На самолете ТУ-4 было три герметичных кабины в носу, посредине и в хвосте. Носовая и средняя кабины соединялись между собой трубой-лазом, по которой экипаж мог перемещаться из кабины в кабину при необходимости. Этот лаз сна­ружи был обшит утеплительными матами. Когда сняли эти утеплительные маты, об­наружили, что вся алюминиевая труба превратилась в труху и держалась только на этих матах. Срочно труху и маты отправили во Всесоюзный институт авиационных материалов — ВИАМ на анализ. Оттуда вскоре пришел ответ.

 Металл разъела  весьма кооррозионно активная теплоизоляция в матах, изготовленная из верблюжей шерсти. Верблюдов, оказывается, обрабатывают определенным раствором с тем, что бы отпугивать оводов. В снятой верблюжей шерсти, пошедшей на изготовление теплоизоляции, не удалили этот химреактив, который и явился источником активнейшей коррозии на металле трубы-лаза. Вот так, верблюды «съели полсамолета».

Через некоторое время Виктора вызвали в Москву, где собрали технологов, ко­торые будут осваивать ремонт этих самолетов в других частях и ему, как ведуще­му технологу, надлежит поделиться опытом в этих работах. Он опять начал не с ремонта, а со своего освобождения. Левицкий сообщил, что приказ о его уво­льнении находится на оформлении. Виктор скептически отнесся к этому сообще­нию и с тягостным настроением  вел занятия в штабе Дальней авиации со слу­шателями. Странно было видеть, как младший лейтенант поучал капитанов и майо­ров. Но они были военные люди, и воспринимали это вполне нормально. Такое вы­сокое положение, которое он приобрел в армии, прослужив всего несколько меся­цев, конечно, тешило его самолюбие, и он начал уже успокаиваться от потери прежней работы конструктора. Он всерьез стал подумывать о том, чтобы остаться в армии. Он не верил, что будет организован приказ об его увольнении, и начал уговаривать Анну на переезд в Белую Церковь.

Неожиданно Виктор получил телеграмму от Корецкого, о том, что ему выделена двухкомнатная квартира в гарнизонном городке, и он может перевозить семью, для чего ему на неделю продлевается командировка. Это было для него как гром среди ясного не­ба. Было весьма лестно и приятно, что ему такому молодому, прослужившему в армии без года неделю, оказали такую честь и внимание. Но, главное, выделение ему ква­ртиры оказалось весьма вовремя, в связи с принятым им решением о переезде в Белую Церковь. В сложившейся ситуации Анна уже не сопротивлялась. Он по­шел к Левицкому и показал ему телеграмму, которая его весьма удивила. Виктор поблагодарил его за проделанную работу по его возвращению из армии, но в сло­жившейся ситуации, он решил остаться в армии и перевезет семью.

Зайдя к Левицкому попрощаться он, к великому изумлению Виктора, сообщил номер приказа министра обороны об увольнении его из армии.

 Теперь Виктор не знал — радоваться ему или огорчаться. Он уже свыкся с мыслью, что остается в армии и вдруг такой поворот. Все-таки чувство радос­ти возобладало из-за того, что он не успел переехать. В хорошем бы он ока­зался положении в своей двухкомнатной квартире в Белой Церкви, после того. как ему пришлось бы уйти из армии и при этом лишившись комнаты в Жуковском. Повторно получить ее в Москве было бы далеко не просто.

Виктор вернулся в часть не перевозя Анну, , ничего не говоря никому о вышедшем приказе о его увольнении. По прибытии на него обрушилась лавина упреков и сплетен по поводу получения им этой квартиры. Отвоевавшиеся офицеры не могли получить жилья, а вот этому сосунку сразу же дают такие хоромы. Особенно усердствовал в этом замполит Корецкого, да и сам Корецкий весьма прохладно отнесся к этому факту. Явно было видно, что это было сделано под давлением генерала, который считал, что не фронто­вые заслуги могут обеспечить ремонт самолета. Здесь нужны были знания, и Виктор наглядно их демонстрировал. Но для людей такие рассуждения не имели никакого значения. Они действуют исходя из своих нужд, и им плевать на высокую материю.

Видя накалившуюся обстановку вокруг этой квартиры и зная, что он все равно вскоре ее оставит, он, посоветовавшись с Александровым, решил обменяться с ним квартирами — ему отдать двухкомнатную, а себе взять его комнатку в коммуналке. Такое решение свалилось на его семью как снег на голову и жена никак не мог­ла поверить в случившееся. Это решение было воспринято всеми как очень хоро­ший поступок со стороны Виктора, и даже Корецкий несколько подобрел к нему.

Вскоре пришел приказ о его увольнении из армии, и отдел тепло его проводил домой. Корецкий даже не стал прощаться с ним, такова его была обида.

У Виктора оста­вался горький осадок при отъезде оттого, что он не мог попрощаться с генера­лом, перед которым он чувствовал некоторое угрызение совести в связи со своим возвращением, после всего того, что он для него сделал..

После возвращения в ОКБ к Виктору несколько раз приезжал Халиво с просьбой помочь получить на заводе у них всякую мелочь для ремонта самолета, и он им активно продолжал помогать в получении запасных частей на своем заводе. В один из приездов Халиво рассказал о жуткой трагедии разыграв­шейся в их 43 армии.

Куда-то вылетало все командование армии, а генерал Носко­вич, главный инженер армии опоздал на этот самолет. В полете самолет потерпел катастрофу и все командование армии погибло, а главный инженер, отвечающий за техническое состояние самолетов, в том числе и за разбившийся, уклонился от этого полета. Халиво говорил, что генерал не мог себе простить, что опоздал на него и лучше бы он погиб вместе со всеми, чем он пережил все то, что за этим последовало для него. Что бы не последовало, а судьба все же сохранила добро­го человека. Следствие показало его полную невиновность, и его не осудили.

СУДЬБОНОСНЫЙ 1953 ГОД

.

Незадолго перед приездом Виктора  из армии, осуществила свой первый вылет их первая машина М4 в разработке, которой он принял активное участие. Ее поднял в воздух шеф-пилот фирмы, опытный летчик Федор Опадчий.  Это был триумф всего коллектива, и можно было представить себе радость его главного конструктора Владимира Михайловича Мясищева. Этот полет развеял все сомнения и посрамил критиков и маловеров на всех уровнях, которые  считали, что самолет с такой необычной аэродинамической компоновкой не полетит. Такие сомневающиеся были и среди некоторых руководителей мясищевского ОКБ, но открыто эти сомнения они не высказывали, делясь ими только в узком кругу. Будучи порядочными людьми, они честно и самоотверженно трудились на своих местах по разработке этого самолета, даже сомневаясь в успехе общего дела. Такая позиция была достойной, поскольку сомневаться может любой.

Виктор не видел этот первый вылет их первенца  в Отдыхе, где была соз­дана испытательная летная база их ОКБ. Вскоре он увидел его в воздухе непосред­ственно после взлета, когда он еще не набрал высоту. От вида такой громадины в воздухе, у него аж дух перехватило. Ничего подобного он ранее не видел. Первое, что пришло в голову — как может держаться в воздухе такая махина?

Самолет медленно плыл над строениями ЦАГИ и жилых построек города, казалось чуть не задевая крыши домов выпущенными и свисавшими своими громадными колесами из фюзеляжа, а не под крыльями как у всех самолетов. На этом самолете было приме­нено впервые у нас велосипедное шасси, которое убиралось в фюзеляж и остав­ляло чистым от надстроек крыло, отчего его аэродинамическое качество сущест­венно повышалось. Увеличенная площадь центральной части крыла у фюзеляжа для размещения в нем четырех двигателей, создавала впечатление большого, громад­ного существа распластавшегося на полнеба из которого далеко по сторонам выхо­дили узкие стреловидные крылья. Можно ли себе представить, что над тобой рас­пласталось полстадиона? Размах крыльев у него был 53 метра, длина фюзеляжа 47 метров при его диаметре 3,5 метра и взлетный вес 200 тонн. И эта машина полетела. Вот это успех! К сожалению, тогда при первом вылете, Виктор не мог участвовать в общем восторге и радовался теперь один, стоя  с восхищением наблюдая за полетом их красавца.

Как упоминалось, этот самолет был изготовлен на Филях. Возникла проблема, как его переправить в Отдых на летную базу.  Существоввал единственный путь перевозки разобранного самолета на автотранс­порте через всю Москву. Кольцевой автодороги тогда и в помине не было. Но при этом возникала  непреодолимая преграда — Поклонная гора. Выезжая с Филей, трейлер не мог здесь развернуться, чтобы выехать на Кутузовский проспект. Ни­какие предпринимаемые меры не могли ускорить технологический цикл строитель­ствпо Москва реке  на специально созданной барже. Подходил срок начала летных испытаний, установленный постанов­лением Правительства и никто не мог его перенести. За ходом строительства са­молета следил сам Сталин. На заводе за это время побывали все руководители страны кроме самого Сталина.

Вот тогда, под давлением сроков, принимается беспрецедентное решение — срыть половину Поклонной горы. Следует отметить, что окончательно срыли почти полно­стью Поклонную гору спустя 25 лет, когда начали строить на ее остатках парк Победы и Центральный музей Великой отечественной войны. Последующие самолеты с Филей перевозились водным путем, но не долго.

Заводской летчик Галицкий все-таки на­стоял на взлете самолетов с заводского аэродрома, после того как проектанты тщательно обсчитали условия взлета по результатам летных испытаний первого самолета. Директор завода Осипов упрекал летчика в том, что он не понимает опасности такого взлета в черте Москвы и не представляет той ответственнос­ти,  которую нужно будет нести в случае неудачи. На это Галицкий спокойно заме­тил:

— Почему не представляю — я буду на том свете, а ты в тюрьме, вот мы и отве­тим.

Заявляя так, он был полностью уверен в успехе, поскольку уже произвел тре­нировочные взлеты на мерной длине в Отдыхе на летной базе. Так, что успех был обеспечен, и последующие самолеты стали взлетать с заводского аэродрома, почти чуть не задевая колесами крыши домов в Мазилово, производя при этом громадный рев на всю округу. То было грандиозное зрелище, наблюдая его с противоположно­го берега реки вдоль Филевской поймы, на просторах которой нынче вырос боль­шой жилой массив, а бетонная взлетная полоса заводского аэродрома превраще­на в проезжую часть дороги в этом жилом массиве. Значительно позже эта проезжая часть стала улиций Мясищевыа. Так время и люди меняют все то, что нас окружает.

По приезде из армии Виктор включился в работу своей бригады, как будто и не уезжал на долгие девять месяцев. В бригаде заканчивался выпуск рабочих чертежей на самолет 3М, который явился глубокой модификацией самолета М4 и предназначался для большой серии. Он значительно превосходил самолет М4 по эффективности и по  своим  харак­теристикам. Самолет снабдили впервые  разработанной системой заправки в воздухе,На самолет 3М Виктору поручили разработать пилон подвески крылатой ракеты и этот самолет  тем самым превращался в ракетоносец. Это был новый вид вооружения для Дальней авиации, который затем стал основным.

Вскоре после приезда Виктора, в стране произошло эпохальное событие — умер Сталин. Виктор не выходил в город в те дни и видел только потом в кино и по записям на телевидении, что творилось вокруг Колонного зала, где лежало тело Сталина во время  его похорон. В те дни на улицах Москвы творилось что-то невообразимое. Сотни тысяч людей пытались попасть в Колонный зал Дома Советов, чтобы увидеть хотя бы умершего  Сталина. В давках на улицах погибло немало людей. Но народ был в искреннем горе и трауре.  Все  с тревогой думали о будущей жизни без Сталина. Была полная увереость в том, что его заменить некому, и никто не представлял, как теперь можно будет жить без него.

Обстановка в бригаде в те дни была тяжелая. Все были ошеломлены, и царила даже растерянность — что же теперь будет с нами и со страной. Никто не представлял, как можно жить без вождя, в личность и дела которого вся страна верила беспредельно и безо всяких сомнений. Первое время в бригаде не слышно было шуток и даже громких разговоров, а Бегутов прекра­тил напевать свои «Гагры».

Со временем это оцепенение прошло, и люди зажили прежней своей жизнью, поглощенные повседневными делами. Политическая обстановка в стране определилась после распределения обязанностей между ли­дерами в партии. Как тогда сообщили, Хрущев сосредоточил свою деятельность в ЦК КПСС, Маленков в Совете Министров, Молотов в министерстве иностранных дел, а Берия в области безопасности и КГБ. Это воспринималось логичным и нео­бходимым.  Никто не видал, какая началась свара в этой среде за единоличное верховенство во власти. Вскоре последуют чрезвычайные события, по значению превосходящие смерть Сталина, которые станут поворотным началом глубочайших изменений в стране,  которые и приведут, в итоге, ее к гибели.

Хрущев, занимая пост генерального секретаря партии, считался вторым человеком в государстве, а первым являлся Маленков, будучи Председателем Совета Министров. Но Хрущев быстро набирал силу. Он, как  опытный ч еловек в политике  вошел в нее еще при жизни жены Сталина. Хрущев и Аллилуева вместе учились в Прмакадемии, где Хрущев был секретарем  партбюро. У Хрущева сложились хорошие отношение с Аллилуевой и через нее он стал вхож в семью Сталина. Будучи преданным делу партии, весьма активным и напористым, он вошел в доверие у Сталина  и вскоре стал секретарем городской московской организации. С того времени он  вошел уже в большую политику.

После смерти Сталина Маленков назначил его своим заместителем и поручил ему вести сельское хозяйство. На нем Хрущев и свалил всю старую сталинскую гвардию вместе с самим Маленковым. Это была очень важная для Хрущева его победа в борьбе за власть, но весьма сомнительная в своей пользе для страны.

Через три месяца после возвращения Виктора из армии Аня родила сына, Игоря и Виктор стал отцом. К моменту выхода Ани из роддома, к ним приехали родители Виктора. Встречать родителей Виктор поехал в Москву из Жуковского на новеньком «Москвиче» Юры Яременко. Он окончил моторный факультет ХАИ и приехал в Москву в составе выпускников института, направленных в ОКБ Мясищева. Машина у Юры появилась в связи с приездом его отца, бывшим начальником Ма­гаданского НКВД. Он там жил с женой и младшим сыном. Юра в это время жил в Харь­кове на Холодной горе в их собственном доме с бабушкой. Младший сын в Магадане случайно застрелился, неосторожно обращаясь с пистолетом отца. После этого отец запил, будучи пенсионного возраста. Учитывая все это, его, очевидно, и за­менили. По пути домой в Харьков, он остановился на некоторое время у Юры по­гостить. Живя в Отдыхе у Юры, ему не понравилось ездить на электричке, и он ку­пил «Москвич», оформив его на Юру, который нежданно не гадано, стал обладателем автомашины На этой машине Юра научил и Виктора управлять машиной, который получил также права без всякой перспективы иметь собственную машину.

Когда приехал отец Виктора забирать внука из роддома и проехал в Отдых на машине Юры, да узнав, что Виктор имеет права на управление машиной, то прямо в ма­шине заявил, что и нам нужно купить машину. Он послал Виктора узнать, где и как можно записаться на покупку машины. Тогда продажа личных автомашин производи­лась по спискам, которые составлял общественный комитет и вел учет отпуска машин и продвижение очереди. Раз в квартал отмечались в очереди и получали но­вый порядковый номер. Очередь двигалась очень четко, и таким образом  под­держивался порядок в продаже дефицитных автомашин. У людей уже деньги стали появляться после войны, когда жизнь наладилась, и люди смогли откладывать де­ньги на солидные покупки. Это были в первую очередь ученые, врачи, учителя, инже­неры, высоко квалифицированные рабочие. В общем, это были люди труда. Немало было и тех людей, которые были связаны с торговлей и с материальными ценностями. Воровство и жульничество существовало всегда.

Узнав, что очередь будет двигаться год — полтора, отец решил записаться сразу на «Победу», что Виктор и сделал. За год он соберет деньги из зарплаты. К тому времени он вновь стал получать двойной оклад. Мать потом говорила, что отец отказался от обеденной чарки, похудел, осунулся, но к нужному сроку собрал 16 тысяч рублей. Машину выдавали через месяц-полтора после внесения денег. Авто магазин на Бакунинской принимал деньги по очередности, которую вел общественный комитет. Дирекция магазина признавала эту очередь и вне ее не продава­лась ни одна машина.  Никаких скандалов почти не было, а тем более судебных дел по этому вопросу.

Получив открытку с приглашением прибыть за машиной и придя в магазин, он уви­дел, что в торговом салоне стоят три машины. Две машины были уже проданы,  а третью не продавали из-за ее не укомплектованности, как было сказано Виктору, кото­рый выяснил, что не укомплектованность заключается в отсутствии прикуривателя. Очевидно, в магазине увидели, что такую солидную машину пришел покупать какой-то юнец, ее решили попридержать для кого-то другого.

Виктор, зайдя к директору магазина, и показав приглашение на получение машины, заявил:

— Сейчас моя очередь полу­чать машину, в салоне стоит неукомплектованная машина, и я ее беру  неукомплектованной.

На это он получил  категорический отказ директора, в связи с тем, что магазин неукомплектованными машинами  не торгует. На это Виктор тут же нашелся:

— Хорошо, я буду ждать, пока ее укомплектуют, но если она исчезнет из магазина, то вы будете иметь дело с прокуратурой СССР — повернулся и вышел.

Ему не дали выйти из магазина и предложили забрать эту машину «неукомплектованной». Очевидно, директор подумал, что этот юнец является сынком какого-то влиятельного папаши, если оформляет сам на свое имя такую машину, то лучше с ним не связываться и отдать ему, от греха подальше эту, «неукомплектованную» машину. Виктор выехал за угол магазина, вернулся, дал сторожу три рубля на бу­тылку водки, которая стоила 2 рубля 87 копеек и он вынес тут же прикуриватель от этой же машины. На работе в его бригаде к покупке им машины отнеслись спо­койно, несмотря на то, что это была одна из первых машин на приобретенной рядовым конструктором. В бригаде все знали, за чьи деньги куплена машина и никакой зависти в этом ни у кого не было, по крайней мере, явно никто этого не проявлял. Более того, многие считали эту машину коллективной, и часто испо­льзовали ее совместно с Виктором для своих хозяйственных нужд. 

К этому времени молодые специалисты в ОКБ зарекомендовали себя как актив­ная производственная сила, и некоторых из них начали принимать в партию. Все были комсомольцами, и рекомендацию для поступления в партию выдавала комсомо­льская организация в соответствии с тем количеством мест для поступления, который выдавал партком. В партию мог поступить далеко не всякий. Проводился жесткий контроль и подбор социального состава партии. На одного инженера при­нимали одного служащего и два-три рабочих. Комсомольцы могли поступать только по рекомендации своей организации, где была установлена очередность на получение рекомендации. Виктор прождал своей очереди более года. Тем, кто состоял в списках на поступление в партию, выдавались общественные поручения. Ему поручили организовать и возглавить бригаду дружинников предприятия, которые тогда только начали создаваться в помощь милиции и действовали под их контролем. Для штаба дружины соорудили домик в Филевском парке, возле Летнего кинотеатра, оборудовали его, и дружинники исправно несли дежурство в парке. За пару лет, что он занимался этим делом, у них в парке не было ни одного случая крупного хулиганства. Все это были мелкие проказы детворы и подростков.

Когда Виктора приняли в партию, ему поручили организовать и возглавить са­тирическую стенную газету, которую они назвали «Дятел». Он должен был на своих страницах «выдалбливать всякую нечисть» на предприятии. Он привлек в сос­тав редакции художников и подобрал активных сатириков. Газета имела успех, смело критиковала недостатки и особенно продергивала руководителей всех ран­гов. В итоге Виктор приобрел себе врага на всю жизнь в лице главного механи­ка предприятия Львова. . За эту деятельность на фирме никто его не пресле­довал кроме Львова, который потом немало попортил крови Виктору.

К этому времени относится и история, произошедшая у каркасников связанная с освоением целины.

Хрущев, разгромив, так называемую «антипартийную группу» Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним Шепилова» — оборот ставший нарицательным после этого — развернул широчайшим фронтом освоение целины. В це­линные районы из городов направляли на постоянную работу коммунистов  из пре­дприятий по решениям местных партийных организаций. Их решения для коммуниста было обязательным — или ехать, бросать работу,  менять образ жизни и работы для себя и всей семьи, или ложи партбилет на стол, а это было хуже тогда, чем физическая смерть. На каждую организацию выдавалась количественная разнаряд­ка. На ОКБ также как и всем выдали соответствующую разнарядку. Кандидатуры для отправки на целину выдвигались вначале партийными бюро первичных организаций.

У каркасников секретарем партбюро был некто Железняков, крайне ограниченный человек и совсем некудышний конструктор, несмотря на свой солидный стаж. Люди такого типа были во всех организациях, включая и научные. Они оставались на плаву в силу царившего в стране законодательства о труде, по которому уволить человека как профессионально непригодного было практически невозможно. Их мо­жно было уволить только тогда, когда они совершат уголовно наказуемое деяние, или объявив ему несколько выговоров за производственные упущение. И даже в этих случаях  суды, как правило, восстанавливали их на работе в силу недостаточной доказанности их профнепригодности. А какому начальнику хочется тратить массу времени и нервов на борьбу с такими людьми. Лучше было пристроить таких на какую-либо общественную работу. Вот таких недалеких и послушных людей и вы­бирали секретарями партбюро под воздействием администрации, чтобы они слуша­лись и не мешали ей работать.

Этот Железняков провел на партбюро, несмотря на сопротивление местной администрации, список на отправку на целину состоящий только из числа уже бывших молодых спе­циалистов.  К тому времени все они стали основной конструкторской силой в брига­дах. Администрация понимала, что эти молодые стояли костью в горле у таких специалистов, как Железняков и боролась за тех, кто тянет основную работу. Ког­да этот список попал в партком, то отправили самого Железнякова и еще ряд ра­ботников такого же уровня. Цена их и на целена была соответствующая. Все они там долго не задержались, но и в ОКБ их назад не взяли, счастливо от них отде­лавшись. Это были далеко не те парт тысячники, которые посылались в деревню в 30-х годах на колхозное строительство, поэтому и результаты были иными.

Наступил знаменательный день для всего ОКБ. Самолет М4 успешно проходил летные испытания и вышло постановление Правительства о запуске его в серию, не ожидая завершения работ по самолету 3М. Этим же постановлением ОКБ награжда­лось орденом Ленина, а большая группа сотрудников орденами и ме­далями. Для молодых специалистов выделили одну медаль и ни одного ордена. Так «высоко» был отмечен вклад молодых специалистов. Награды получили только кад­ровые старые работники. Этим самым они были отмечены Мясищевым за те многие годы в течение которых они скитались по разным организациям после каждого очередного расформирования его конструкторских организаций. Это были послед­ние их награды, а у молодых было все впереди и достижения и провалы, награды и разочарования.

Виктор втайне надеялся, что он может получить какую-нибудь наг­раду, но выделенную медаль дали Николаю Нестеровскому, как наиболее покладис­тому, не ершистому, и который сможет промолчать, когда надо. Виктору было «зачте­но» его выступление на том памятном собрании молодых специалистов. Об этом ему поведал спустя много лет первый заместитель Мясищева Назаров, когда они встретились на похоронах бывшего молодого специалиста, ставшего заместителем генерального конструктора академика Челомея, Дьяченко Юры.Назаров, подавая руку, вместо приветствия бросил Викто­ру:

— Ну, что ты по-прежнему продолжаешь бузить? Тогда ты лишился награды, а те­перь можешь потерять голову.

До него, очевидно, дошли слухи о громком его противос­тоянии мнению высоких людей по техническим вопросам, в которое он вынужден был войти из-за своей принципиальности. Это было громкое дело, которое отразилось на всю его последующую карьеру и о нем позже.

Мясищеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда, а большая гру­ппа руководителей удостоилась лауреатов Ленинской и Государственной премии. В клубе Горбунова прошел торжественный вечер, на котором Ворошилов вручил ор­ганизации орден Ленина. После вечера был банкет, на котором Ворошилов с трудом получил возможность произнести речь от души, по-человечески.

До этого Ворошилов произнес официальную речь, повторившись с речью произнесенной на собрании. А вот потом, после выпитого, решил поговорить по душам. Вот в это время Ворошилов и обратился повторно к присутствующим, но его уже никто не слушал. Неоднократные его попытки ни к чему не привели. Тогда он встал на стул и, что было мочи, закричал в зал:

— Вы можете послушать Пред­седателя Верховного совета и маршала Советского Союза!

Это заставило все же обратить внимание подгулявшей публики на стоящего над столами Ворошилова. У него несколько испортилось настроение, но потом он в разговоре разошелся.

Он подробно рассказал, как складываются нелегко отношения с США, и как нашему правительству было тяжело в них без вашего самолета. Его пролет над Красной Площадью дал нам такие козыри в руки, от чего американцы теперь ста­ли значительно сговорчивее. Международное положение стало значительно меня­ться в лучшую сторону для тех, кто противостоит американскому диктату  и борет­ся за мир во всем мире. Эта речь была выслушана с большим вниманием и в пол­ной тишине, а потом встречена бурными аплодисментами.

В том же постановлении предписывалось выделить предприятию садовые и дач­ные участки в районе станции Перхушково по Белорусской железной дороге, а Мя­сищеву выделялся участок под дачу на привилегированной Николиной горе, где находились дачи научной элиты. Мясищеву Правительство выделило 400 тысяч руб­лей на ее строительство. На дачных участках нужно было в течение года постро­ить нормальную отапливаемую дачу и завести домовую книгу с пропиской прожи­вающих на ней лиц. На садовых участках предписывалось в первый же год освоения высадить определенное количество деревьев, кустарников и усов земляники, а так же допускалось строительство летнего садового домика размером не более двадцати квадратных метров без мансарды и двухскатной крыши, то бишь, сарай.

Виктор со своими конструкторами, как-то сидя в шалмане после работы, обсуждали это выделение участков. После очередной стопки решили взять садовые участки. Дачные участки решили не брать, поско­льку ни у кого не было денег для строительства полновесной дачи. На следующий день Виктор решил не брать этот участок. Он считал, что у них с Анной есть че­тыре колеса и перед ними открывается вся страна, а он будет вместо этого ко­паться в земле на этом участке. Против этого активно возразила Аня, считая, что нужно выполнить посадочную норму и на время забыть об этом участке. Потом по­смотрим, что с ним делать. Виктор согласился со столь мудрым решением, и они наняли праздно шатающихся солдат. Они выполнили эту посадочную норму, поста­вили забор, построили остекленную беседку и, конеч­но, туалет. На это у Виктора были свои, заработанные деньги, также как и на эк­сплуатацию машины. На этом они закончили «освоение» участка на ряд лет и рас­катывали на машине. 

На участке буйно росли сорняки, и это вызывало недовольст­во соседей, поскольку семена сорняков засоряли их участки. Рядом был участок Отара Давлианидзе. Он, в конце концов, все-таки продал участок. Тогда же Виктор попытался еще раз избавиться от участка, но с тем же результатом. Спустя нес­колько лет он был рад, что этого не сделал.

За год или два до награждения организации, Мясищева приняли в партию. Ему по­ручили такую важную работу даже при том, что он не был членом партии. Затем мес­тные партийные руководители решили исправить это, казавшееся им несоответствие между порученным делом и тем, что его руководитель не член партии. Им нужно бы­ло взять Мясищева под свой местный контроль. И это вскоре проявилось.

У всех есть недоброжелатели и завистники, которые были и у Мясищева из числа местных крохоборов. Эти люди не могли смириться, что ему государство строит та­кую грандиозную собственную дачу за государственный счет. Они пронюхали, что в проекте были заложены гранитные подоконники, а по настоянию жены они были сде­ланы из мрамора за ту же стоимость, что не было предусмотрено в смете и она фактически превышена по сравнению с утвержденной. Такие люди ищут любую зацеп­ку, чтобы позлорадствовать и поглумиться над хорошими людьми.

В партком было направлено заявление с изложением этого факта, на что он немедленно отреагиро­вал, и устроил разнос Мясищеву на этом заседании партбюро. Мясищев был крайне растерян и заявил, что он всего этого не знал и завтра же погасит недостаю­щую разницу. На этом был исчерпан конфликт на партбюро, но своей цели эти злые люди добились. Это стало широким достоянием в организации, вызвавшим всевозмож­ные пересуды. Многих ошеломила цифра в 400 тысяч рублей. Это была сумма за пре­делами возможного в понимании для простых людей, и шли различные разговоры не только о мраморных подоконниках.

СТАЛИНИЗМ И СОЦИАЛИЗМ

В середине 50-х годов в стране происходили весьма значительные события, повли­явшие существенным образом на все дальнейшее развитие страны. Основным из них явилась смерть Сталина. Она повлекла за собой, с приходом к власти Хрущева цепь событий, которые теперь, спус­тя 50 лет, можно оценить как трагические.

Как бы мы не оценивали сейчас Сталина, следует сказать, что это был великий человек, несмотря на его многие преступления. Его влияние на развитие нашей страны и всего мира было огромным. Он сумел обеспечить создание великого советского госуда­рства и отстоять его в жесточайших условиях ХХ века. В принципе, каждый век человечества является жестоким, что обуславливается борьбой одних людей  за власть, а других, и их основная масса, за человеческие условия жизни.

К началу Х1Х века в развитых странах, среди передовых умов, созрело научное воззрение о несправедливости существующего человеческого общества, базирую­щегося на оправдании и утверждении разделения его на бедных и богатых, на уг­нетателей и угнетаемых. Уже тогда сформировались основные идеи, справедливого общества, составивших научную основу социалистической теории, как была тогда определена эта система взглядов.

В начале Х1Х века наиболее активные предста­вители передовой интеллигенции начали предпринимать попытки создания такого общества. В то время шла жесткая дискуссия о насильственном и ненасильственном пути построения такого общества, поделившая активно девствующих и думающих лю­дей, а затем и партии, на революционеров и реформаторов. Наиболее решительные люди принимали участие во многих народных революциях в разных странах. Неко­торые встали на путь личного террора, но Х1Х век не принес успеха этому пути преобразования общества в силу жестокости и организованности правящих вер­хов, подавивших эти выступления. Революционеры того века оказались разобщен­ными, недостаточно организованными и слабо вооруженными.

Наиболее активный из реформаторов того времени Роберт Оуэн, будучи прогрес­сивным капиталистом предпринял попытки осуществления такого общества путем прове­дения реформ на своей собственной фабрика в Ленарке в Англии. Вначале он до­бился значительных успехов в социальном равенстве всех на фабрике и равной, справедливо распределенной обеспеченности работающих у него.. Но через три года производительность на фабрике упала, доходы снизились до предельно недо­пустимого уровня, и эксперимент провалился.

Оуэн посчитал, что работающие на фабрике были недостаточно сознательными, и переехал в Соединенные Штаты, счи­тавшиеся тогда наиболее революционным обществом. Там он организовал общину Новая Гармония, построенную на тех же коммунистических принципах, на которых функционировала фабрика в Ленарке. Через несколько лет результат оказался тем же, и Оуэн вернулся в Европу, где он в течение нескольких десятилетий про­пагандировал необходимость построения справедливого общества на коммунисти­ческих принципах.

Революционеры середины Х1Х века, увидев бесплодность попыток Оуэна постро­ить новое общество в отдельно взятой общине в капиталистическом окружении, определили его и всех, стоящих на его пути, социалистами – утопистами. Во Франции, Англии и Германии прокатилась волна народных революций. Но  они были жестоко подавлены властями.

 В середине Х1Х века Маркс и Энгельс создали на­учно обоснованную теорию революционного преобразования общества, получившую определение как марксизм. Это учение к началу ХХ века стало необычайно попу­лярным, и во многих странах появились коммунистические партии принявшие на свое вооружение это учение. Следует отметить, что первый перевод марксового «Капитала» был сделан в России в 1892 году, где передовая прогрессивная часть интеллигенции настойчиво обсуждала деспотизм царской власти в стране, и иска­ла пути вывода страны на путь передовых прогрессивных преобразований.

В начале ХХ века на Западе революционное движение пошло на спад и перемес­тилось в Россию, где, в силу тупости и ограниченности царской власти, сложилась крайне революционная ситуация в которой произошли три революции. Революцию в 1905 году царизму удалось подавить, а в феврале 1917 года революция смела сам царизм и привела к власти буржуазию. В Октябре 1917 года власть в стране взя­ли в свои руки большевики во главе с Лениным, и повели страну по пути социа­листического развития, положив марксизм в основу своих практических действий.

Таким образом, социалистическое государство, как его стали называть, появи­лось в России не в результате козней большевиков и Ленина, а явилось логическим следствием многовековой борьбы народов за свое лучшее будущее, которое реализовалось в России в связи со сложившимися историческими условиями.

Революции на Западе и в России являлись следствием бескомпромиссной клас­совой борьбы угнетенных со своими угнетателям, и не могли не протекать с ве­личайшей жестокостью, с большими человеческими и материальными потерями. В этом проявлялась человеческая сущность озлобленности при ведении борьбы меж­ду врагами, а не тем, что одна из борющихся сторон является «плохой», а вторая «хорошей».

После победы большевиков в гражданской войне в России, развязанной объединенной западной буржуазией в Антанту,  страна оказалась раз­рушенной и стояла на краю гибели. Смерть Ленина не позволила ему повести воз­рождение страны по социалистическому пути, о практических шагах которого ни­чего не было сказано ни в теории вообще, ни в марксизме в частности. Все дела­лось путем проб и ошибок.

Ленин, придя к власти, встал во главе правительства, на плечи которого легла вся тяжесть практического преобразования в стране. Партии большевиков отводилась роль целеуказателя и морального контроля за действиями правительства, а также воспитания масс в духе социалистического строитель­ства при проведении преобразований на местах. Во главе партии стоял не вождь, каким считался Ленин, а партийный секретарь, возглавлявший работу ее ЦК. Вначале им был Молотов, а затем его сменил Сталин.

Уже при Ленине сложилась единоличная власть высшего руководителя страны, каким был Ленин, но дейст­вовавшим под строгим общественным контролем партии, в лице ее Центрального комитета. Ленин отмечал, что ни одно сколько нибудь крупное политическое мероприятие в стране, не осуществлялось без решения партии по этому вопросу. Он не уставал повторять, что такое единоначалие. под общественным контролем, является единственно возможным и необходимым в чрезвычайных обстоятельствах, в которых на­ходилась страна в условиях непрекращающихся враждебных действий Запада про­тив новой России.

Ленин сумел организовать не только вооруженный захват власти в октябре 1917 года, но и организовать борьбу и победу большевиков в годы гражданской войны. После смерти Ленина в стране и в высшем руководстве  наступи­ла большая растерянность. Начались распри между высшими руководителями в бо­рьбе за власть на основе разного видения дальнейшего развития страны.

Незадолго перед болезнью Ленина учредили пост генерального секретаря ЦК партии и избрали на него Сталина. Он являлся представителем старой дореволюционной гвардии подпольных революционеров.

После окончания гражданской войны в стране сложилась тяжелая обстановка, вызванная полной разрухой хозяйства, и нехваткой продуктов питания, приведшей в ряде мест к голоду. С введением по инициативе Ленина новой экономической политики — НЭП, несмотря на наступившее оживление в хозяйственной деятельности, в политической области наступил полнейший хаос.

Ортодоксальные большевики видели в нем отход от революционных завоеваний, а более умеренные искали пути выхода из него и перехода к социалистическим путям развития. Все понима­ли, что товарные отношения не являются столбовой дорогой социализма, ведущей к коммунизму, который основывался в распределительных отношениях не на купле — про­даже, а на принципах удовлетворения потребностей. Но деньги и торговлю, существующие тысячелетия в человеческом обществе, отменить нельзя, и этот способ нужно было согласовать с социалистическими принципами, о чем  ни в марксизме, ни в теории вообще ничего  не говорилось.

  Этот зло­бодневнейший вопрос для мирного строительства, совершенно не был разработан в революционной теории, занимавшейся, в основном, вопросом завоевания власти про­летариатом. Поэтому в первые годы после Ленина развернулась большая дискус­сия по вопросу принципиальной возможности использования товарных отношений при социализме, и о допустимых формах такого использования.

Форма использования товарно-денежных отношений при социализме, может, на первый взгляд, показаться чисто теоретическим вопросом. Но, на самом деле, он  имеет глобальное значение для прак­тики государственного строительства с далеко идущими последствиями вплоть до наших дней. Не менее остро, а может даже более остро, стоял вопрос о формах и методах планирования, которые нужно использовать при социалистическом строительстве. Принятые решения тогда по этим двум вопро­сам явились определяющими в развитии  нашего советского государства. Они же во многом явились немаловажным фактором, приведшим нашу страну к гибели. спустя 70 лет после блистательных побед в создании нашего государства. Это отдельная большая и принципиальная тема, на которой остановимся в даль­нейшем нашем повествовании.

Эти дискуссии были осложнены тем, что Ленин в своем завещании рекомен­довал убрать Сталина с поста генсека в силу его нетерпимого характера. Это подлило масла в межгрупповую борьбу за власть. Съезд партии, рассмотрев этот вопрос, оставил Сталина на посту генсека, тем самым, выбрав меньшее зло по сра­внению с бурно проявлявшим себя Троцким в этой борьбе. Для партии и страны коммунисты видели больше опасности в Троцком, чем в Сталине даже с его харак­тером. На то время они, конечно, были правы, чего не скажешь о последующем време­ни, когда Сталин набрал силу и устранил своих политических противников.

Троцкий, возглавляя вооруженные силы революционной России в период граждан­ской войны, проявил чрезмерную жестокость в своем руководстве военными дейст­виями. Во многом она являлась ответом на аналогичную жестокость со стороны белого командования и их войск, а также как возмездие казачеству за его верную службу царям и   зверское, подчас, подавление народных  выступлений. Кстати, о верности казачества царю и жестокости его при подавлении народных выступлений. Теперь, когда подавлялись народные выступления у нас в 90-х годах, при свержении советской власти,  и была проявлена не меньшая жесткость, чем казаками тогда, сейчас можно понять  и казаков того времени. 

Это мы увидели при расстреле Белого дома в Москве в 1993 году. Тогда армия стреляла в людей так же, как и казаки при царе, если не хуже. А ведь эта армия состояла из людей, выросших и воспитавшихся про советской власти и, казалось бы, у них должны были еще сохраниться моральные устои, сформированные этой властью. Но, тем не менее, они стреляли. Очевидно, в этих случаях, как с армией 1993  года, так и с казачеством  при царях, в основе их действий лежали не моральные принципы, а верность воинскому долгу и обязательность в выполнении боевых приказов. В противном случае это будет уже не армия, а сброд. Армию воспитывают в духе беспрекословного выполнения приказов.

В революционные годы действия казаков воспринимались чисто с классовых позиций и те, кто выступал против народа, был его врагом, и моральные принципы в этой борьбе не действовали. Поэтому и сложилось тогда такое отношение к казачеству. Жестокостью отличались многие деятели того времени, диктовавшейся бескомпромиссной борьбой не на жизнь, а насмерть. Обвиняют теперь и Ленина в чрезвычайной жестокости.

По отношению к Ленину это является желанием очернить вождя революции, каким был Ленин.  До начала гражданской войны он был крайне радикально настроен по отношению к военным руководителям белых. Вскоре после октября, Краснов организовал поход на Петроград из Красного Села воин­ских частей,  оставшихся верными Временному правительству. Рабочие отряды без труда разбили это выступление, а самого Краснова взяли в плен. Ленин под чест­ное слово его отпустил, а он, нарушив обещание, отправился на юг и принял акти­вное участие в организации белого движения. То был первый урок для высоко либерального интеллигента, каким он был.

Ленин быстро постиг правила ведения во­оруженной смертельной схватки, в которую пришлось вступить молодой республи­ке. Его, подчас, весьма резкие выражения, допускавшиеся им в различных письмен­ных документах, ни в коей мере не говорят о его кровожадности. и к тому же, не все они выполнялись на практике. Они объясняются больше его чрезмерной эмоциональностью, развившейся у него в беспрерывных спорах, которые ему приходилось вести с самого молодого его возраста, Недаром он писал о том, что очень устал от беспрерывных споров с Троцким. Сталин, в отличие от Троцкого, всегда был на стороне Ленина. Большевики того времени, поэтому и опасались больше Троцкого из-за его вечных споров с Лениным и чре­змерной жестокости и больше доверяли Сталину, который тоже был не мед, но ка­зался тогда менее горьким.

Затем Сталин многое взял из рекомендаций Троцкого, которые официально партией отвергались, а те правильные лозунги, которые он выдвигал, Сталин использовал без упоминания их авторства. К ним можно отнести лозунг, обращенный к моло­дежи «учиться, учиться и учиться», к профсоюзам «профсоюзы — школа коммуниз­ма» и другие верные мысли, которых у Троцкого  было немало. Но его преданность ми­ровой пролетарской революции, которой он остался верен до конца своих дней, а также крайняя левацкая революционность оттолкнула от него партию.

Сталин был преданнейшим и убежденнейшим революционером. Одно то, что начиная с 1911 года его в течение семи лет ежегодно арестовывали, отправляли в ссыл­ку, и он каждый раз убегал из ссылки. Затем все повторялось сначала. Только февраль­ская революция окончательно освободила его из ссылки. Такая твердость и реши­тельность может что-то сказать нынешним хулителям всего советского, которые начали утверждать, что Сталин был тайным осведомителем царской охранки. Выше сказанное  развенчивает  чушь, утверждаемую ими.

При Ленине Сталин был в хороших отношениях со всеми его соратниками, кото­рые были его товарищами и друзьями. И это подтверждает случай, кото­рый произошел во время болезни Ленина в 22-м году во время образования СССР.

Орджоникидзе с пистолетом в  руках загонял в СССР грузинских меньшевиков, которые в то время были у власти в Грузии. Это стало известно Ленину, крайне возмутившемуся его поступком. Он потребовал сро­чно расследовать это дело и строго наказать Орджоникидзе, несмотря на то, что он считает его своим другом, с которым они имели одно пальто на двоих в эмиг­рации. Расследовать это дело он поручил Сталину и Дзержинскому. Они по-дружески это дело «спустили на тормозах», объявив ему, конечно, выговор, и не придали ему политическую окраску, чего оно заслуживало в то время.

Получив власть в партии, Сталин мало влиял на хозяйственное строительство. От года к году он видел, что хаос нарастает, и не мог ничего сделать. За это время, вплоть до 1927 года, когда был выслан из страны Троцкий, Сталин трижды подавал заявление в Политбюро об освобождении его от поста генсека партии, поскольку он все видел, и ничего не мог сделать. Каждый раз Политбюро не сог­лашалось с ним и оставляло на прежнем месте. Такой же позиции тогда придержался Дзержинский, и он также трижды подавал заявление об его освобождении с занимаемой должности с тем же результатом.

Накануне свой смерти Дзержинский в отчаянии обратился к Куйбышеву, занимавшему пост председателя комитета партийного ко­нтроля:

— «Валериан, в стране хаос и грядет время, когда придет диктатор,  в ка­кие красные перья он бы не рядился».

И это  говорит, не кто иной, как Дзержинский о гряду­щей опасности диктатуры в стране! Он просил Куйбышева, говоря, что на него по­следняя надежда, чтобы предотвратить ее приход. Как далеко видел Дзержинский, которого неокритики сейчас обвиняют в диктаторстве, сбросив с постамента его памятник.

Дзержинский, указывая о возможном приходе диктатора, имел в виду Троцкого, но он ошибался в личности, но не ошибся в ее приходе, что и подтвердилось со време­нем, но уже со Сталиным, когда он утвердил свою власть с высылкой Троцкого. Свою высылку Троцкий сам предопределил, написав свою работу «Уроки Октября», приуроченную к его десятилетию. В ней он дал свое видение Октября и выставил, дело так, что вовсе не Ленин, а он бал первым лицом в революции.Это еще больше напугало старых большевиков, и от него постарались избавиться.

Выслав Троцкого из страны и отдав ему все его архивы, о чем Сталин впослед­ствии очень сожалел, Сталин сосредоточил в своих руках абсолютную власть. Ор­ганизационно она была оформлена выходом сборника подобострастных статей лидеров партии о Сталине в 1929 году, посвященного его 50 летнему юбилею. По сути дела, этим сборником был оформлен «культ Сталина» как потом стали оп­ределять отношение к сталинизму при Хрущеве.

Этот сборник примечателен во многих отношениях. Во-первых, самым красноречивым является то, кто не написал статей и не вошел в сборник. Это Киров, Зиновьев, Рыков, Бухарин, Томский, Постышев, Косиор, из военных Блюхер, Якир, Тухачевский и другие видные деятели того вре­мени, которые все затем были уничтожены. Во - вторых, Горький и Молотов статьи не написали, а прислали поздравление в числе тысяч других, но текст их телеграмм был помещен полностью, как бы в виде статьи. Киров вообще даже приветствие не написал. Ну, и в третьих, кто же написал статьи и стал, таким образом, в ряд «про­возглашателей» юридически закрепивших, так называемый культ личности Сталина?  Это Калинин, Куйбышев, Каганович, Ворошилов, Мануильский, Куусинен, Круминш, Адорат­ский, Попов, Орджоникидзе, Ярославский, Микоян, Бубнов, Савельев, Енукидзе, Демьян Бедный.

Все эти политические деятели стали затем ближайшими соратниками Сталина, кроме Орджоникид­зе, который, в итоге, застрелился, не выдержав недобропорядочности Сталина, по отношению к себе, в квартире которого был произведен обыск. На это Сталин ци­нично заявил:

— А, что здесь такого, и у меня могут произвести обыск, на то они и органы!

Вопрос только в том — чьи это были органы? Сталина или государства? Но это было в приснопамятном 37 году, когда Сталин расправлялся со своим быв­шими соратниками, которые могли стать в будущем потенциальными судьями для него.

Можно предположить, что тогда, при сложной внутриполитической ситуации, Сталин пошел на сосредоточение власти в своих руках с тем, что бы сохранить единоначалие в управлении в тех тяжелейший условиях, в которых находилась страна в то время. На первых порах, сохраняя власть в своих руках, он осторож­но ею пользовался и не переходил рамки дозволенного для руководителя такого ранга. Но это продолжалось недолго.

В 1929  году решался вопрос о путях и темпах индустриализации. Он выступал ранее за медленные, неспешные темпы индустриализации в противовес Троцкому, который справедливо считал, что в условиях устрашающего противостояния капитализма необходима ускоренная инду­стриализация страны. К этому году он признал справедливость Троцкого и во­преки проведенному им же до этого решению съезда о необходимости медленных темпов, он принимает решение об ускоренной индустриализации.

Верное по своей сути реше­ние он принял диктаторски вопреки своему прежнему убеждению. К слову сказать, хорошо, что он это сделал, ошибаться может каждый, а вот как это было сделано, это уже другой

Любой человек характеризуется чертами в нескольких важнейших областях, таких как морально-нравственная, деловая и личностная, определяемая его характером. Что бы, хотя бы, несколько систематично посмотреть на такую великую фигуру, как Сталин, давайте попробуем посмотреть на него исходя из этих трех основных по­зиций, начиная с его характера.

Известно, что Сталин обладал далеко не из лучших характеров, определявшихся вспыльчивостью, грубостью, избыточной переоценкой своей личности и прочими не­достатками. Собственно из-за них Ленин и предлагал переместить Сталина с пос­та генсека, а его жена Аллилуева покончила с собой. Ленин считал, что такие чер­ты характера могут быть допустимыми в отношениях между товарищами, но никак для человека, занимающего такой высокий пост. Как прав был Ленин в этом утвер­ждении, и как мы потом дорого заплатили за это!

Именно для политика в первую очередь никак недопустимо иметь характер с такими личностными характеристи­ками Человек, существенно влияющий на жизнь миллионов людей должен быть зеркально чистым в своем поведении. Недаром в народе бытовала во все времена мудрая пословица: «Каков поп, таков и приход». Именно на таких личностных своих качествах он и сформировал состав его ближайших политических сподвижников, верно служивших ему все годы. Деловой состав, выполнявших практическую рабо­ту, он подбирал из числа высоко квалифицированных людей.

Вместе с тем, наряду с такими отрицательными чертами, Сталин обладал многи­ми положительными личными качествами, резко отличавшими его от многих из его окруже­ния. Он был крайне непритязателен в быту и обладал высочайшей трудоспособ­ностью, памятью и системностью в своих всевозможных занятиях. Кроме деловых устремлений у него не было никаких иных увлечений и занятий, кроме деловых забот Он полностью и всецело отдавал себя своей работе. Как он это делал - это уже относится к его деловым качествам, которые находились на высочайшем уров­не. Сталин обладал и немалой долей юмора, но он у него был разный.

Сталин не имел систематического образования, кроме духовной семинарии, из которой его выставили за активную общественную внесиминарскую деятельность. И тем не мене, он являлся одним из образованнейших людей среди революционных деятелей. Он много читал, глубоко вникая в прочитанное, делая многочисленные пометки о том, что читал и на том, что читал. У него была обширнейшая личная библиотека. Это сделало его широко осведомленным человеком во многих областях человеческой деятельности, как в политике, так и в технике.

Широчайшей эрудиции Сталина удив­лялись многие специалисты различных областей техники. Причем, он вел беседы с такими лю­дьми крайне тактично, вежливо и не позволял себе проявлять с ними те негатив­ные черты своего характера, о которых была речь выше. Все это проявлялось у него со своими близкими и ближайшими сподвижниками, с которыми он считал до­пустимым не контролировать себя при общении с ними.

Он не торопился прини­мать решение или высказывать свое мнение, не выслушав предварительно своего собеседника. Он был руководителем высочайших деловых качеств, которыми вряд ли кто-либо  обладал из его окружения. И если бы не его морально-этические нормы, кото­рые он положил в основу всех своих практических действий, то это был бы ве­личайший человек всех времен и народов, даже при наличии тех отрицательных личностных характеристиках.

Очень много прочитав литературы по философским вопросам, он выделил для се­бя как наиболее приемлемого по морально-этическим воззрениям, немецкого фи­лософа Ницше. Главное в его философии состояло в том, что он считал и обосно­вывал тезис о том, что для достижения цели все средства хороши, если це­ли будут благородными. Именно это положение легло в основу многих его практи­ческих шагов и в первую очередь в развязывании массовых репрессией и расстрелов.    Уже к концу жизни он, понимая негодность его методологии и многого того, что делал, говорил, что он знает, что с его смертью на его могилу наметут много гнилых листьев. Но он не покаялся, а остался верен себе, заявив, что история его оправдает. Нет! Не оправдала не только его, но и погубила все то, что он сделал. А нужно признать, что сделал он хорошего немало. Это признал даже Черчилль, заявив, что Сталин принял Россию в лаптях, а оставил с атомной бомбой. Это образное выражение, но, тем не менее, при Сталине СССР стал великой державой. Но, даже праведные цели нельзя достигать неправедными путями. История этого не прощает, о чем так трагично говорит история не одного периода нашей страны.

Эти методы он использовал и тогда, когда ему необходимо было достигать результата в подковерной политической борьбе со своими оппонентами. Когда он убрал противников и утвердил свою абсолютную власть, у него стало проявляться недобропорядочность в отношении к тем, кто проявил какую-либо независимость и самостоятельность даже при достижении ими положительных результатов в своей деятельности. Все должно было исходить от него и делаться с его благослове­ния. Такие действия ему нужны были для еще большего утверждения своей власти.

Власть действует на человека разлагающе и засасывает его постепенно. Сильный человек, стоящий на высоких принципах добропорядочности, может выдержать испы­тание властью, а Сталин со своими личностными качествами не выдержал этого ис­пытания, и пришел к абсолютизму, принесшему нам впоследствии столько зла, горя и страданий всему народу.

Следует отметить, что длительное пребывание у власти и утвердившаяся невозможность замены высшего руководителя, обязательно приводит к авторитарности его правления, независимо от его личных качеств. Только гарантированная сменность высшего руководителя страны и периодическая его сменяемость, может гарантированно исключить авторитаризм в стране. Об этом свидетельствуют немалые исторические примеры, как в ту, так и в другую стороны.

Ленин также быстро стал привыкать к своей власти.  Одним из примеров может служить его первый приезд в Горки и первоначальное поселение в доме прислуги. Потом он вскоре  переехал в барские покои.  Он стал понимать положение власть имущего. Поэтому, очевидно, и появилась у него некоторая развязанность в написании различного рода резолюций, которые затем стали выдавать за его кровожадность и жестокость.

В качестве примера недобропорядочости, проявленной Сталиным по отношению к Утесову уже рассказывалось. Вот еще только несколько таких примеров. О траге­дии окружения за Киевом наших войск говорилось. Оказавшись виновником гибели нашей шестисот тысячной армии в этом окружении,  если он и не пустил себе пу­лю в лоб, как это сделал Кирпонос, так хотя бы публично повинился перед памя­тью погибших. Но эта общенациональная катастрофа 41 года, превзошедшая в два раза катастрофу немцев под Сталинградом, была сокрыта от народа в те дни и потом всячески замалчивалась. Потому, что за ней стоял Сталин. 

Другой пример из военной поры. После массового ввода в боевое соприкоснове­ние танков Т-34 выявилась слабая бронестойкость сварных башен этих танков. Потребовалось для них срочно разработать цельнолитую башню. Вышло постановле­ние Правительства, и к этой проблеме привлекли ряд институтов и заводов.

Нача­льник Главспецстали Емельянов, из плеяды молодых талантливых руководителей, привлеченных Сталиным перед войной для руководства основными отраслями про­мышленности, поехал на Горьковский автозавод, выпускавший эти танки и вместе с главным инженером завода разработал и изготовил такую башню за несколько недель, о чем доложили Сталину. Ему доложили, что башня разработана не по тому постановлению, а в инициативном порядке Емельяновым. Сталин собрал совещание и очень квалифицированно его провел, полностью разобравшись в существе дела.

Он поинтересовался, производилась ли оценка изменения центровки танка с новой башней и изменения за счет этого перераспределения давления на ведущие оси танки и, услышав, что эти изменения незначительные все же  не дал добро на ее запуск в производство и переоборудование танков. Никто не удивился такому квалифицированному вопросу Сталина, поскольку все знали его высокую осведомленность в различных областях техники. Но все удивились, когда  на следующий день, уже безо  всякого совещания, он дает все же указание на запуск башни в производство и на переоснащение танков. Что это как не пример высочайшей недобропорядочности. Но этого мало.

Все ждали после этого поощрения Емельянова и оно последовало. Ему предложили отбыть в санаторий в Сочи отдохнуть. Хорошо, что еще не на Колыму. В санатории по радио он узнает, что он освобожден от должности начальника Главспецстали, от которой зависела судьба выпуска всей брони в стране, и назначается заместителем наркома по стан­дартизации. И это летом 42 года! Должность как будто выше, а по сути издевате­льская. Какая может быть стандартизация во время войны! Специалиста высшего класса, умевшего за короткое время решить такую сложную задачу, по сути дела отстраняют от важной работы и заставляют заниматься никчемной работой.

Оста­вшись без дела, Емельянов попросил соответствующий мандат у Микояна и, зная за­воды и их директоров, изъял у них сотни тысяч тонн металла, припрятанного им на заводах на черный день. Ну, скажите, кто еще после этого проявит инициативу?! Такие действия и им подобные со стороны Сталина выработали в руководящих сферах всех уровней тройную мораль — говорили одно, писали другое, а делали третье. Это самое страшное, что произвел сталинизм и оставил нам в наследст­во. Именно тройная мораль способствовала перерождению партийной верхушки и немалой части хозяйственных руководителей, Именно они  и уничтожили СССР. В его окружении с большой оглядкой решались докладывать ему что-либо во всем необ­ходимом объеме. Недобропорядочность стала нормой их поведения. Таких примеров не счесть. Вот еще один из них.

Поздно заполночь в Большом театре собралось Политбюро прослушать оконча­тельное заключительное исполнение нового Гимна СССР вместо Интернациона­ла. Приближалось время выхода наших войск в Европу, и облик нашей армии, а также  си­мвол государства делались подобающей формы, приближающейся к современной Ев­ропе без демонстрации классовой борьбы. В армии ввели погоны и создали новый Гимн. После его исполнения Краснознаменным хором под руководством Александро­ва Гимн всем понравился, и они направились в фойе, где был накрыт стол.      После принятия немалого количества спиртного у автора слов Михалкова притупилась бдительность, и он позволил себе о чем-то сказать  то,  что  думал.  Сталин  остано­вил  его  с предупреждением:

— Товарищ Михалков, а ведь мы можем и ударить, а Мо­лотов тут же добавил:

— Притом, очень больно ударить!

С автора Гимна, следует полагать, хмель слетел мгновенно. Правда, и последствий нежелательных не после­довало после этого. Но, что это как не проявление уже способов и вальяжности в об­ращении, бытующих в среде, которая чувствует полную свою власть и безнаказан­ность.

К недобропорядочности Сталина следует отнести и бесконечные ночные попойки у себя на ближней даче, которые он организовывал со своими соратниками после окончания работы в Кремле. Там он пил мало, но усиленно спаивал своих посидельцев. Он при этом твердо следовал  правилу «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» и пользовался этим. Эти пьяные посиделки очень красноречиво характеризуют интеллектуальный уровень сталинского окружения в отличие от такового у ленинского окружения. Те были выходцы все из интеллигентской среды и вели совсем иной образ жизни и, конечно, без таких частых коллективных выпивок.

Ленин, определяя качества, которыми должен обладать советский руководитель, называл  их в такой последовательности: добропорядочность, профессионализм, и  преданность партии. При Сталине политические борзописцы, то бишь академики обществоведческих наук, эти требования стали излагать в такой последователь­ности: преданность партии, то бишь Сталину, профессионализм и ответственность за порученное дело, то есть знай, что над тобой висит дубинка неотвратимого нака­зания. Из требований пропала даже простая порядочность, а не то, что добропоря­чность. Наказание  для  руководителей от Сталина очень часто исходило не публично и за поступки, известные многим, а исподтишка, по-иезуитски.

Он ввел для руково­дителей так называемые пакеты, которые выдавались в дополнение к зарплате. В этих пакетах находилась сумма, устанавливаемая им самим, различная для соответствующих уровней руководителей, работавших непосредственно с ним. Нередко они получали в тот или иной месяц пакет с уменьшенной суммой без объяснения причин ее уменьшения. В этом случае, получивший такой пакет лихорадочно начинал сообра­жать где, когда, при каких обстоятельствах он что-то сделал не так при Ста­лине или среди его окружения, о чем немедленно становилось известно ему. Можно себе представить в каких адских условиях приходилось работать таким людям. Подобные пакеты устанавливались вплоть до директоров заводов. Спрашивается, что могла породить такая система работы с руководящими кадрами страны?  Имен­но то, что мы и получили.

Во многих американских фирмах официально устанавливается длинный перечень требований, которые фирма предъявляет к деловым и личностным качествам своих сотрудников. По содержанию и объему они мало, чем отличаются от былого со­ветского кодекса строителя коммунизма, да и от религиозных воззрений на чело­веческое поведение также. Заканчивается этот кодекс  заявлением — если вы являетесь Эйнштейном или Эдисоном, то все эти требования вас не каса­ются, но, что фирма требует даже от эдиссонов, так это добропорядочности. Это не значит,  что они все живут по этой морали. У них хватает всего. Но они хотя бы публично признают первейшим в необходимости быть и вести дела добропорядоч­но. В советской пропаганде об этом забыли даже говорить.

Первый звонок для Сталина прозвучал на ХVII съезде партии, о котором стали писать значительно позже и весьма противоречивые сведения. У Виктора,  его коллега по работе некто Бейлин, был племянником  вернувшегося из ссылки одного из делегатов этого съезда. С его слов, Бейлин рассказал, что происходило на этом съезде. На  этом съезде Сталин подвергся всесто­ронней критике. После голосования по выбору состава ЦК партии три дня не объявляли их результатов и выкручивали руки съезду с тем, чтобы увеличить со­став ЦК на три человека. Съезд никак не хотел этого делать после состоявшего­ся голосования. Председателю счетной комиссии Кагановичу пришлось немало при­ложить усилий, чтобы сломить сопротивление съезда. Когда все-таки проголосова­ли за увеличение списка, то оказалось, что по числу набранных голосов на пер­вом месте был Киров, а Сталин оказался последним в числе этих троих. Сталин не простил это делегатам ХVII съезда и почти поголовно всех отправил в ссылку на Колыму.      Съезд проходил в январе 34-го года, а в декабре убили Кирова.

Прямых улик против Сталина нет, но в юриспруденции существует правило, состоящее в том, что вначале выясняется кому это выгодно. В данном случае после этого убийства все, кто хоть как-то был причастен к этому делу, все погибли. Разве это не прямая улика в том, ради чего и кто организовал это убийство? Да, прямых улик нет. Но после уничтожения  всех своих друзей и соратников в 37 году, можно абсолютно априори утверждать, что убийство Сталиным Кирова было первым его шагом в кровавой поступи, с которой он расправлялся затем с теми, кто хоть как-то мог составить какую- либо опасность для его единовластия. Все те, кто не написал статьи в юбилейный сборник Сталина, после убийства Кирова, тут же написали коллективное письмо в ЦК КПСС, лично товарищу Сталина. Они писали, что отныне они беспредельно будут преданы партии и прекратят какие-либо выступление против ее линии. Но было уже поздно. Всех их в 37-м году не стало.

Если бы страну тогда возглавил  Киров, то он бы все сделал то же самое по ее строительству, что сделал потом и Сталин, но без репрессий и удушающей атмосферы недобропорядочности в партии и государстве и, главное, в руководящих слоях не сформировалась бы тройная мораль. Говорят, что в истории нет сослагательных наклонений, но ведь это все так ясно, как бо­жий день. У нас в период сталинизма сложилось твердое убеждение, навязанное пропагандой, что все то героическое, что было сделано в стране, было сделано благодаря ему. Это гнусная историческая ложь!

В стране было все сделано под героическим руководством рядовых руководителей партии, хозяйственников и гро­мадной массы идейно убежденных коммунистов и беспартийных на местах и дела­лось на местах это, во многом, вопреки методологии управления Сталина, навязанной им стране. Говорят, что он навел порядок. Его можно и нужно было наводить, но без удушающей атмосферы страха, царившего в среде руководителей и элитной интеллигенции.

О развязанных им репрессиях в погоне за мнимыми и действительными врагами народа уже говорилось здесь ранее. Этому прощения не может быть, но и продол­жать теребить эту кровоточащую рану нашего общества, как это делают новоявленные «демократы» спустя более полувека также кощунственно, как и само свершение этих злодеяний. Ведь потом таких мас­совых репрессий у нас в стране не было. После войны Сталин вернулся к ним, но это были единичные случаи и они не носили такого массового характера. А после Сталина их вообще не было, но это была уже другая эпоха и другие песни о ней.

О Сталине ныне задаются вопросом — кто же он был — злодей или гений? Исполь­зуя эту гиперболизирующую фразеологию можно сказать, что он был вначале ге­ний, а потом стал злодеем и в итоге его можно определить как «гениальный зло­дей», если это вообще допустимо по отношению к таким большим личностям.

ПЕРВАЯ ЛЕТНАЯ МАШИНА 3М-201

МЯСИЩЕВА

Накануне печально знаменитого ХХ съезда партии, на котором Хрущев так непродуманно  и бездарно, с позволения сказать, развенчал «культ Сталина», о чем бу­дет сказано несколько позже, у Виктора на работе и в семье произошли значите­льные события. На серийном заводе полным ходом шло изготовление малой серии самолетов М4. В месяц изготавливалось по два самолета. Изготовление в месяц двух таких гигантов доставляло немало трудностей, и завод работал с напряже­нием сравнимым с днями военного времени. В это же время были сданы на завод чертежи на самолет 3М, который считался тем, который будет соответствовать всем требованиям, записанным в Постановлении на создание такого самоле­та для чего, и организовывалось ОКБ Мясищева. Завод разрывался между этими дву­мя самолетами, несмотря на то, что у них было много общих деталей. Ведущим кон­структором самолета 3М назначили Матузного Виктора Герасимовича, забрав его из бригады Виктора. Работа Матузного была отмечена руководством, и поэтому его  освободили от конструкторской работы и поставили на эту новую более важную работу.

Сдав чертежи на самолет 3М, Мясищев занялся перспективными разработками. На пороге стояла сверхзвуковая авиация. Самолеты приобрели стреловидные крылья, но и с ними они еще не могли преодолеть сверхзвуковой барьер. Истребители уже приблизились к этому порогу, и на очереди стояла тяжелая авиация, ярким пред­ставителем среди разработчиков являлся именно Мясищев. У него вызревали идеи создания сверхзвуковых тяжелых машин.

Уже тогда, когда самолет 3М начинал только строиться, он видел, что в том виде каким он был задуман, он вскоре не сможет выполнять свою главную задачу доставить ядерный заряд до территории Ракетная техника уже заняла твердые позиции в противовоздушной обороне, и Лавочкин переключился с истребителей на создание зенитных управляемых комплексов, которыми такие самолеты как 3М еще на подходе к территории противника будут сбиты. Такие комплексы еще не поступили на вооружение, а Мясищев уже вы­дал задание на разработку подвесной ракеты на самолет 3М, пилон подвески для которой разработал Виктор. Мясищев задумал превратить дозвуковой самолет 3М в ракетоносец, который, не входя в зону обороны противника, выпустит ракеты и им будет легче преодолеть эту оборону и достигнуть цели. На очереди в разработке у него стоял уже сверхзвуковой стратегический ракетоносец М50, пре­вышающий скорость звука в 1,5—1,8 раза, а также беспилотная крылатая страте­гическая ракета со скоростью в 5—6 раз больше скорости звука, способная са­мостоятельно долететь до США. Как видно, Мясищев шел широким фронтом в деле решения задачи по доставке ядерных зарядов до территории потенциального противника.

Проектные работы расширялись и Мясищев дал указание подобрать несколько сильных конструкторов и перевести в проектный отдел. Из каркасников перевели троих, а Виктора не сочли необходимым включить в эту группу по неизвестным для него причинам. Он все же надеялся, что его также переведут. Но он этого не удос­тоился и сильно переживал, не показывая вида.

В это время у каркасников  работа состояла в  сопровождении изготовления каркаса самолета в производстве. Как бы она не была важна, но всего рабочего времени она не занимала. Виктор стал больше времени проводил в библиотеке. Его интересо­вал уровень и направление в разработке корпусов из новых материалов. Борьба за вес самолетных конструкций никогда не потеряет своего значения.

Чтобы ознакомиться с возможно большим числом публикаций он, в дополнение к  перелис­тыванию  журналов по авиационной технике,  начал знакоми­ться с журналами ВИНИТИ — всесоюзного института технической информации. В них помещалась краткая информация о всех новинках у нас и за рубежом. Это оказа­лось очень эффективный метод широкого ознакомления с состоянием дел по мно­гим направлениям в этой области. Он стал эти публикации выписывать, а Слава Вескер печатала их на машинке. В итоге собрался значительный объем разнообра­знейшей информации.

О новых материалах писалось не только применительно к конструкций самоле­тов, но также и для ракет. В нашей литературе были очень скудные сведения из-за секретности, а в зарубежной литературе был ворох разнообразнейших сведений. Он  выделил несколько областей таких как, например, прочность мате­риалов и конструкций, технология материалов и прочие. Распределив просмотре­нные несколько сот статей по этим направлениям, он по процентному относите­льному их количеству в каждом направлении смог их ранжировать. Этим самым выявилась предпочтительность направления, о котором больше всего пишут. Но эти литературные упражнения были прерваны и отложены на несколько лет из-за его вызова к начальству.

Руководством работами по дозвуковым самолетам М4 и 3М начал заниматься вновь назначенный заместитель Мясищева, которым стал бывший начальник брига­ды хвостового оперения Бырышев Владимир Николаевич. Бару  стал теперь руководителем отдела ведущих конструкторов по этим машинам. В процессе разработки и создания каждой машины назначается ведущий конструктор этой машины. Ведущий конструктор на предприятии представляет собой значительную фигуру. В его обя­занности входит координация работ на предприятии всех его подразделений по данной машине. Он разрабатывает графики работ на предприятии по своей машине, контролирует ход его выполнения и решает все вопросы возникающие на стыке этих подразделений.

За всю тему 3М отвечал и вел ее Бару, а Матузный был веду­щим конструктором первой летной машины 3М, которая имела номер 201.В произ­водство было запущено одновременно три машины — две машины для летных испыта­ний и одна для статических испытаний. Первая летная машина находилась в ста­дии завершения в производстве, после чего она должна была быть передана на летные испытания в летную базу ОКБ в Жуковском. К этому времени у Матузного подходило дипломное проектирование в вечернем институте. Он был хотя и опыт­ный конструктор с многолетним стажем, но ему война не дала возможности окон­чить институт и он, как и многие из опытных конструкторов, заканчивали учебу после войны.

Виктора вызвал Барышев и сообщил, что главный конструктор принял решение освободить Матузного по его просьбе от должности ведущего конструктора пер­вой летной машины 3М, и назначить его ведущим конструктором второй летной машины. Ему нужно писать диплом и он не может ехать с 201-й машиной в Отдых, куда она вот-вот будет отправлена. Он сделал перерыв и лукаво посмотрел на Виктора, а он подумал про себя — и зачем он все это рассказывает мне. Барышев продолжал:

— Главный конструктор предложил, здесь он вновь сделал паузу, и улы­баясь продолжил — назначить на место Матузного, как ты думаешь кого? — закончил он вопросом?

У Виктора зароились мысли, неужели меня, если он ведет такой разго­вор, и у него учащенно забилось сердце в ожидании продолжения разговора. Когда Бырышев сообщил, что назначают все-таки его, у него на мгновение перехватило дыхание. Проглотив комок в горле он только спросил:

—  Справлюсь ли?

Ба­рышев успокоительно закончил:

— Справишься, помогать будем, иди и принимай дела у Матузного — и тепло поздравил с назначением.

Виктор ушел с благодарностью в душе Мясищеву, который, оказывается, не забыл его и сам выдвинул на такой высо­кий пост.

Назначение Виктора ведущим конструктором первой летной машины 3М, которая является главным детищем фирмы, произвело фурор. Молодого специалиста всего через четыре года после окончания института, конструктора III-й категории назначить сразу ведущим конструктором всего самолета, минуя четыре должност­ные ступени — это был нонсенс! Такого никто не мог даже предположить. Но Мяси­щев смело выдвигал молодежь и Виктор был только первым в этой его практике.

Поразмыслив о произошедшем крутом повороте в его служебной деятельности, Вик­тор стал опасаться, что с ним, молодым и неопытным мало станут считаться мате­рые зубры среди руководителей подразделений предприятия и ему ох как будет не легко. До этого возникли трудности с установлением ему оклада. У него был оклад 1250 рублей, а у ведущего конструктора 2500 рублей. Увеличение оклада в два раза не смог пережить его начальник бригады, несмотря на то, что он уходит из его бригады. Он добился, что Виктору установили оклад всего 1600 рублей — это оклад следующей II-й кате­гории инженера-конструктора, и, тем самым, по отношению к нему с первых же шагов его самостоятельной работы была про­явлена несправедливость. Работу поручили ответственную, перескочившую по значе­нию через четыре должностные ступени, а платить стали как за очередную следующую конструкторскую ступень. Это огорчило его, но не на долго.  Главная забота у него была о деле

На заводе готовили машину для выкатки ее на аэродром в Жуковский. Она очень мешала заводу в изготовлении серии машин М4. Заводу была поставлена задача, к Первомаю 1957 года изготовить не менее двух десятков таких машин. Они должны будут пролететь в тот день строем на параде над Красной площадью и пока­зать всему миру, и в первую очередь американцам, что у нас имеется не одна такая машина, пролетевшая над Красной площадью в 1954 году, а имеется уже целая армада. Это была громадного значения политическая задача, и за этим строго следили все органы.

Следует сказать, забегая вперед, что парад таки сос­тоялся. То было грандиозное зрелище. Пролетевший на малой высоте флагманский самолет, с далеко отброшенными стреловидными крыльями, закрывал собой полне­ба. За ним шла бесконечная череда громадных самолетов, казавшаяся каким-то сказочным неземным чудовищем, медленно проплывавшим над головами. Присутствовавшие, а затем и весь мир были ошеломлены увиденной мощью нашей страны. Американцы воочию убеди­лись, что они теперь перестали быть недосягаемыми и международные отношения потекли в ином русле. Так, Фили второй раз после Совета в Филях в 1812 году оказали существенное влияние на кардинальные судьбы нашей Родины.

После дебатов между заводом и ОКБ, машину решили взять с завода с большим объемом незавершенных производственных работ на ней. Виктор и Матузный с го­ловой ушли в работу по составлению перечня незавершенных работ. Виктор вни­кал не только в перечень, но и в содержание этих работ, поскольку ему предстояло в Отдыхе руководить их проведением. Эти работы были далеко не каркасные и касались различных систем самолета, с которыми ему пришлось быстро по хо­ду разбираться. Они составили перечень, в который вошли 980 всевозможных работ.

С самолетом и этим перечнем доработок Виктор укатил в свой Жуковский. Когда приступил к работе в летной базе по доработке самолета, выяснилось, что конст­руктора вносят большое количество своих дополнительных конструкторских уточнений. Виктор на­чал ограничивать их количество, поскольку они нарушали технологический поря­док проведения заводских доработок. Началась кутерьма со всеми этими работа­ми. Дело осложнялось тем, что все конструкторские доработки нужно было опера­тивно учитывать и передавать Матузному на завод, что бы он их внес во вторую летную машину

В производстве ему помогал помощник по производству Яковлев Виктор Иванович, прекрасный человек с громадным прои­зводственным опытом. Вот они вдвоем и остались на этой машине в отрыве от всего КБ. Их никто не дергал и не беспокоил. Все были поглощены серией самоле­та М4. Как-то все пошло своим ходом, никто из начальников подразделений ему не ставил палки в колеса, чего он так боялся.

С немалыми трудностями и мучениями доработки были завершены и самолет подготовили к своему первому вылету. Виктор по своей инициативе составил акт готовности к первому вылету. Внизу акт подписали все конструкторские и произ­водственные отделы, и он представил его на утверждение Мясищеву. Он долго, мол­ча, думал над этим актом, не спрашивая, зачем и для чего Виктор его составил. Поразмышляв, Мясищев не стал его утверждать, заявив, что Виктор его готовил вот пусть он сам же его и утверждает. С великим удивлением он утвердил этот злосчастный акт. Первое, что пришло в голову Виктору после того как Мясищев отказался утвер­ждать акт, состояло в том, что не нужно проявлять инициативу когда тебя не просят. Вначале возникла мысль, что главный конструктор уходит от ответственности. Но в это с трудом верилось, по­скольку Мясищев был человеком высокого долга. Тогда Виктор пришел к единст­венно верной мысли.

Этот акт нигде не значился в перечне необходимых документов для первого вылета. При утверждении его главным конструктором он становился официальным документом и при аварии все кто его подписал, были бы первыми кандидатами для «поселения в не столь отдаленные места». А он уже там побывал и не хотел зря подводить людей. Утвержденный Виктором акт, он мог при необходимости, вообще никому не показывать и тем самым спасти немало людей. Разбирательство все равно бы выявило истинных виновников неудачи, что и произошло на самом деле, а неудача не стала трагедией.

Приключения с 201 и его ведущим еще до выле­та не ограничились на этом акте. Только Виктор утвердил этот акт и сидел, осмысливая произошедшее, как ти­хонечко входит скромняга Саша Щелоков — первоклассный механик по двигателям .Еле слышно заявляет, что он уронил болт в двигатель в турбокомпрессорный от­сек. А на завтра назначен вылет! Других двигателей для замены нет. Можно себе представить, что произошло с Виктором после услышанного.

На самолете 3М были установлены два из четырех вновь разработанные для этого самолета двигатели ВД-7 конструктора Добрынина. Они были еще недостаточно отработаны и очень часто помпировали. Это когда выхлоп газов происходит не в выхлопное сопло, а вперед во всасывающий канал. Выхлоп во всасывающий канал происходит с ударом большой силы. После каждого помпажа при работе двигателей на земле Виктор сам осматривал каждую заклепку в канале и выявлял ослабившиеся зак­лепки для их замены с тем, что бы эти заклепки при последующей работе не попа­ли бы в двигатель. Даже заклепка представляла опасность, а тут целый болт.

Саша перед завтрашним вылетом решил еще раз осмотреть лопатки турбины дви­гателей, вскрыл люк на двигателе и при этом уронил болт в двигатель. Виктор, узнав от него, что он никому об этом еще не говорил, отправил его попытаться выудить этот болт с помощью магнита на шнуре. Посидев немного и отойдя от пе­рвого шока, он отправился на машину, и они всю ночь пытались выудить этот болт.

Часов в пять утра они бросили эту безрезультатную затею. Виктор в ужасе вернулся к себе и стал ожидать прихода руководителей и летного состава на первый вылет. Он понимал, что суда ему теперь не избежать. Первый вылет такой машины был делом государственной важности, и он видел себя уже в тюрьме.

Вдруг в комнату врывается Саша с радостным криком:

— Я его достал! — и пока­зывает болт.

Они побежали на машину, и он видит, что Саша показывает болт с полукруглой головкой, а на люке все остальные болты с шестигранной голов­кой. Саша опешил. Виктор обозлился и резко ему заявил, что он не понимает с чем шутит, но тот клятвенно заверял, что именно этот болт он достал из двигателя. Надо же было такс лучиться, чтобы единственный отличающийся болт угодил в двигатель. Виктор велел Саше закрывать люк, а сам погрузился в длительные раз­думья — что делать? Сообщать руководству о случившемся или нет? Сообщишь — беды не оберешься, не сообщишь — все придется брать на себя. Еще раз убедившись,  что Саша никому об этом случае никому не говорил, он также решил молчать

Все наблюдавшие вылет разместились на краю бетонки, а Виктора отправили в радиорубку. Рядом в соседней с ним  комнате расположились ведущие специалисты по всем системам самолета с тем, чтобы дать, в случае необходимости, какую-либо консультацию пилотам в воздухе. Мясищев один нервно прохаживался внизу вдоль летного ангара.

Первый летчик Галлай Марк Лазаревич и  второй пилот молодой Коля Гояинов заняли свои месте. Самолет разогнался и легко оторвался от земли напротив ангара. В это время из радиорубки Виктор увидел, что один двигатель спомпировал и руководитель полета из летного института нервно закричал:

— У вас пожар на левой плоскос­ти,

на что Галлай спокойно ответил:

— Это спомпировал двигатель, все нормаль­но продолжаю полет.

Самолет продолжал полет на трех двигателях. Стало видно, что самолет начал резко кабрировать — задирать нос вверх. Рев двигателей как-то сник и самолет, медленно набирая высоту, ушел за пределы аэродрома, но видно было, что кабрирование прекратилось.

Задание на первый вылет состояло в том, чтобы сделать круг над аэродромом, не убирая шасси, и затем приземлиться. С воздуха доносился спокойный голос Галлая:

— Все нормально, продолжаю полет.

Вскоре самолет приземлился и все на­чали качать, подбрасывая в воздух, весь экипаж. После этого Галлай и Мясищев отделились от толпы и направились к испытательному корпусу. Виктор, полагая, что все двинулись за ними, пристроился к Галлаю с Мясищевым и дальше они по­шли втроем.  Галлай, довольно возбужденный, начал рассказывать.

После взлета и помпажа двигателей началось резкое кабрирование. Полная от­дача руля высоты от себя на взлете не повлияла. Кабрирование продолжалось. Тогда на взлете пришлось убрать тягу двигателей, поскольку он знал, что тяга двигателей, будучи приложенной не по центру масс самолета, создает кабриру­ющий момент. И это помогло. Кабрирование прекратилось, а тяги двигателей хва­тило для продолжения полета. Затем Горяинов стал ногами держать отклоненный штурвал, поскольку усилий рук не хватало, а Галлай одними элеронами без рулей высоты продолжал управлять самолетом и так его посадил. Вот такое от­личное знание самолета, высочайший пилотажный класс и мужество летчиков спа­сло самолет и их самих.

Услышав сказанное, Виктор тут же спросил Галлая:

— А почему вы в полете ничего не говорили об этом, а если бы, не дай бог, случи­лось бы худшее ?

Галлай посмотрел на Виктора с высоты своего роста,  уже спокой­но ответил:

— Молодой человек, все, что нужно записано!

И вот здесь Виктор оглянулся и похолодел.

Все, включая  замов министра, военные, замы Мясищева остались в толпе у са­молета, давая возможность летчику и главному конструктору поговорить о поле­те, о чем другим слушать не следовало бы, а Виктор шел с ними, да еще принял так неудачно участие в разговоре, задав этот глупый вопрос. Они оба были на­столько высокоинтеллигентными людьми, что ни один из них не дал понять Вик­тору, что ему здесь не место. Как он «слинял» от них, он уже не помнил, но уг­рызение совести еще долго мучило Галлай в своих опубликованных воспоминаниях описывает этот случай, как од­но из рядовых его летных происшествий, и не приводит такого его подроб­ного описания. Может в этом он и прав. У него был богатейший опыт до этого полета. Ведь недаром он потом стал шеф-пилотом у космонавтов. А вот в том, что последующие доработки 201-го были несущественными, как он пишет, уважае­мый Марк Лазаревич глубоко не прав.

Очень быстро установили, что ЦАГИ дал ошибочную рекомендацию по установоч­ному углу стабилизатора. Нужно было установить стабилизатор на угол плюс 30 минут, а институт выдал установочный угол стабилизатора минус 30 минут.. Мясищев дал Виктору всего три дня на перестановку стабилизатора..

Возвращаясь к ошибке ЦАГИ, следует отметить, что это была не техническая ошибка, а орфографическая и состояла она в неточности написания рекомендательного документа. В нем стояло: «установочный угол стабилизатора — 30 минут», а нужно было ли­бо не ставить тире, либо, если это был действительно минус, то его нужно было брать в скобки. В ОКБ Мясищева приняли тире за знак минус. Вот какие могут быть последствия от неточности в написании документа. Это буквально созву­чно с известным афоризмом без запятой: «казнить нельзя помиловать».

Виктор сам произвел все нужные обмеры тех мест, где нужно было прово­дить доработки, как он считал, заэскизировал их на одном листочке и отвез его главному проч­нисту Балабуху Льву Ивановичу, одному из корифеев теории прочности самолет­ных конструкций.

Безо всяких чертежей Виктор прямо на самолете указывал, что и где резать. Большой мастер Саша Гурьянов начал кромсать хвост самолета по викторовой разметке. Саша вручную пилил все это на самолете, так, что искры сыпались в разные стороны. За три дня все работы были завершены.

Галлай все это время подолгу молча стоял у самолета и наблюдал за викто­ровыми художествами, ничего не спрашивая. Виктора очень сильно удивляла такая его позиция. Ведь ему завтра надо будет лететь на этом самолете, а он даже доработочным чертежом не интересуется. Виктор больше всего боялся, как бы он не попросил его посмотреть, а его и в помине не было. Никто и из руковод­ства не интересовался, что Виктор выделывает на самолете.

Второй вылет прошел нормально и Мясищев дал задание Виктору разработать график работ на предприятии по проведению всех заводских летных испытаний самолета всего за десять вылетов. Так торопились с передачей самолета на во­оружение. Серию запустили уже по этим двум вылетам. Виктор составил такой график, немало повоевав почти во всех подразделениях, которые считали невоз­можным за десять вылетов определить все необходимые параметры самолета, для передачи его на государственные испытания.

Данный график был выполнен в срок без существенных замечаний по конструк­ции самолета, кроме отмеченного случая со стабилизатором. По этому дефекту были проведены существенные исследования в ЦАГИ и соответствующие конструк­торские проработки в ОКБ. В результате на всех этих  самолетах был установлен спе­циально разработанный переставляемый в полете стабилизатор с тем, чтобы в полете можно было менять его установочный угол. Это был существенный резуль­тат заводских летных испытаний, и значительная доработка конструкции самоле­та, оцененная уважаемым Марк Лазаревичем как несущественная. Но этого он мог уже и не знать, когда писал свои воспоминания.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В КОНСТРУКТОРСКОЕ БЮРО

После сдачи машины 201 на государственные летные испытания, перед Викт­ором встал вопрос — что делать дальше, по какому пути идти в своей профес­сиональной деятельности. Барышев предлагал ос­таться в этой должности и в этом качестве на постоянной работе в Жуковском и вести все последующие машины, которые будут поступать на летные испытания. Его это никак не устраивало. Заниматься одними доводками самолета, а не его разработкой, никак не входило в его творческие планы. Он считал себя конструктором и подал заявление об освобождении его от должности ведущего конструктора с переводом на прежнее место работы. Барышев никак не хотел это воспринимать и даже предлагал ему в Жуковс­ком отдельную квартиру. Но он продолжал стоять на своем. Время шло, а вопрос не решался.

 В Филях к тому времени развернулись работы по разработке крылатой ракеты со скоростью почти в три раза превышающей скорость звука и способной доста­вить атомную бомбу до США. Это была интереснейшая инженерная задача, окончательно убедившая его в необходимости перехода. Работами по крыла­той ракете руководил Назаров, с которым у него сложились хорошие деловые отношения и он обратился к нему с просьбой помочь вернуться на конструк­торскую работу. Назаров поддержал это решение Виктора и более того, сказал, что он ему поручит очень большой кусок весьма ответственной работы в этой ракете и погово­рит с Мясищевым. Вскоре Бырышев достал из кармана брюк измятое заявление Виктора с положительной резолюцией Мясищева. Барышев незлобно, но и без ра­дости, конечно, косо усмехнувшись, пожелал ему новых успехов на прежнем месте.

 В бригаде его возвращение обыграли, как возвращение блудного сына и осво­бодили его прежний стол, организовав чай с принесенным Виктором тортом. По­сле работы, мужская часть бригады отметила в «шалмане» появление нового из числа старых членов бригады. Посидели они хорошо в тот вечер даже и без песен. В «шалманах» не пели. Это считалось дурным тоном и походило на пьян­ку дворовых бездельников, а они были все деловые люди и им не пристало ска­тываться до открытой пьянки, несмотря на то, что нередко кого-либо выво­дили под руки и доставляли тепленьким домой. Но честь блюли.

Виктор получил комнату в трехкомнатной квартире в доме по Большой Филевской, возле клуба Горбунова, и переехал с семьей под зиму. Вскоре рядом на стадионе залили каток, укра­сили его многочисленными гирляндами из разноцветных лампочек. Вечером, идя домой, он был очарован открывшейся картиной. Гирлянды полыхали мириадами мерцающих лампочек, в воздухе разносилась прекрасная мягкая музыка, а все это великолепие посыпал мягкий пушистый снежок, оставаясь толстым покры­валом на мохнатых елях, окаймлявших стадион. Зайдя в раздевалку, он увидел опрятный буфет, где можно было выпить чашечку теплого глинтвейна. Эта чудес­ная картина решила дело, и на следующий день они с Аней купили ботинки с коньками и стали завсегдатаями этого катка.

Это стало их любимым зимним развлечением на многие годы.

В конструкторском бюро Мясищев вел широким фронтом работы по созданию средств гарантированной доставки ядерных зарядов до территории потенциаль­ного противника с помощью создания беспилотной крылатой сверхзвуковой стратегической ракеты Этому направлению было придано большое значение, и аналогичного назначения такую же ракету поручили проектировать конструк­торскому бюро Лавочкина. У них эта ракета получила название «Буря», а у Мясищева «Буран». В разработке она шла как проект «48».

Для этой ракеты Виктору поручили, как и обещал Назаров, разработать кры­ло. Разработка этого крыла, как и всего корпуса ракеты, была необычайно сложной задачей. При полете, температура наружной поверхности корпуса дос­тигала 280 градусов и более в некоторых местах. Применение традиционных алюминиевых сплавов было исключено, поскольку они теряли свою прочность при этих температурах. Самолетостроение впервые столкнулось с задачей соз­дания термонапряженной конструкции.

В то время для  выполнения стоящей задачи могла применяться только нержавеющая сталь. Опыт создания самолетов из нержавею­щей стали был утрачен. До войны, иммигрировавший в СССР из Италии коммунист Бартини, спроектировал и построил два самолета из тонкой листовой нержаве­ющей стали «Сталь-1» и «Сталь-2». Каких-либо данных по технологии их из­готовления не сохранилось, несмотря на то, что их технические характеристики были на уровне лучших самолетов того времени. Поэтому, Назаров где-то раз­добыл подробные отчеты с фотографиями о создании знаменитой скульптуры Му­хиной «Рабочий и колхозница», которая была выполнена из нержавеющей стали. Ее опыт мало, чем помог мясищевцам, поскольку эта композиция выполнялась из мягкой нержавейки, а в крылатой ракете необходимо было применять высоко­прочную нержавейку. Конструкторам нужно было искать свои собственные пути создания теплонапряженной конструкции.

В то время в институтах еще не читали курс лекций о проектировании и рас­чете теплонапряженных конструкций. Поэтому, главный прочнист фирмы Балабух сам написал такой курс и прочитал его тем, кто принимал участие в разработ­ке и расчетах конструкций этой ракеты. Виктор с интересом прослушал и за­конспектировал по студенческой привычке весь прослушанный курс. Это была первая область специальных знаний, которую пришлось ему осваивать и хорошо, что это началось с прослушивания систематизированного курса. Все последую­щие области знаний, которые ему требовались осваивать для практической своей работы, он осваивал уже самостоятельно.

Поломав достаточно голову, и проработав несколько вариантов, Виктор разра­ботал проект конструкции крыла из нержавеющей стали. По нему в бригаде вы­пустили чертежи для опытного производства. Его кардинально пришлось пере­строить, поскольку вместо клепки появилась сварка различными методами и с использование различных сварочных машин. Производство все это освоило и изготовило стальное крыло и такой же корпус. На статических испытаниях они пока­ли требуемые прочностные свойства.

К тому времени в промышленности было освоено производство листового титана. Виктор разработал крыло и из тита­на, которое также было изготовлено. Оно оказалось существенно легче сталь­ного. Все испытания на прочность были проведены при нормальных температу­рах. Установки для теплопрочностных испытаний только проектировались, и они получались весьма сложными и энергоемкими. Он предложил провести тепло­прочностные испытания вначале на небольшой панели крыла Это были первые теплопрочностные испытания в организации. Они показали удовлетвори­тельные результаты по прочности панели и при повышенной температуре.

Проведенные испытания образца натурной конструкции послужили для Виктора прекрасным способом в последующих разработках выявлять необходимые свойства вначале на небольших образцах, а потом уже переходить к испытаниям натуры, когда основные ее параметры про­верены на элементарных образцах. Его потом стали называть мастером модель­ных испытаний элементов конструкций, и этот подход помог ему решить не одну техническую проблему в своей области.

Ход работ по этой теме был настолько успешным, что у ее руководителя Назарова возникло желание выделиться с этой тематикой в отдельное конструк­торское бюро, разделив фирму Мясищева. Он, естественно, воспротивился этому, выплеснув вместе с водой и ребенка. Он отказался от продолжения раз­работки данной ракеты, а Назарову после этого пришлось уйти из организации.

Как уже упоминалось, аналогичную ракету создавал Лавочкин, который шел с некоторым опережением и у него ракета начала уже летать, а у Мясищева была еще только на стадии агрегатной наземной отработки. Все отмечали, что проект Мясищева являлся более перспективным, но ему удалось убедить высшее руководство, что продолжать разрабатывать два аналогичных проекта экономи­чески нецелесообразно и нужно оставить на дальнейшую разработку только проект Лавочкина.

Виктор и вся организация стали свидетелями первой увиденной на фирме про­изводственной драмы, основанной на личностных отношениях руководителей, в результате чего друзья становятся недругами на честолюбивой почве. Потом, к сожалению, это стало нормой на этой фирме, принесшей немало бед всему коллективу и тому делу, которым он занимался. Производственные конфликты в мемуарной литературе освещаются очень мало. Считается, что об этом писать не этично, поскольку эти коллизии касаются личностных отношений. Но это мнение весьма сомнительно.

Производственные конфликты в производственных коллективах встречаются сплошь и рядом, как между руководителями различных рангов, так и между ря­довыми сотрудниками. Это нормальное явление, хотя и мало желательное и крайне малоприятное. Это стало изучаться теорией конфликтных ситуаций, и наи­более передовые организации имеют в составе своих штатов не только юристов, но и психологов, системщиков и социологов. Но об этом у нас пока мало пи­шут. Именно ход и развитие конфликтов, особенно между высшими руководите­лями, во многом влияют на людей и определяют моральный климат в коллективе, а если брать по большому счету, то и в стране. История знает немало конфли­ктов на технической и политической почве между большими историческими лич­ностями и известно, к каким трагическим результатам они приводили.

Поэтому, стоит сожалеть, что в технических вузах еще недостаточно распро­странено чтение лекций по теории конфликтных ситуаций и теории управления в социальных коллективах. В этих дисциплинах широко  используются достижения других различных дисциплин, таких как пси­хология, этика, логика, риторика и другие, с тем, чтобы будущим руководите­лям и техническим специалистам, дать основы навыков по управле­нию коллективами и формированию надлежащей коллективисткой морали и норм общественного поведения.

Такой набор дисциплин стали читать для специально­стей по управлению, выделив их в самостоятельную дисциплину, оторвав ее от технической стороны дела, протекающей в коллективе и на фоне которой происхо­дят все управленческие действия и распри в этих коллективах. Поэтому, техническим специальностям необходимо также читать набор этих дисциплин, поскольку все технические специалисты становятся в итоге руководителями и им крайне необ­ходим, пускай самый небольшой набор знаний по упоминавшимся дисциплинам, а не одним чисто управленцам. На некоторых конфликтах в этой фирме, возникав­ших после описываемого события, еще остановимся в последующем нашем повествовании.

Дела у Виктора на фирме шли успешно, работа была интересной, но не только ­она занимала его в то время. Перед началом работ по крылатой ракете, в стра­не начали происходить бурные политические изменения.

Хрущев к тому времени укрепился во власти и начал бурную реформаторскую деятельность. Натерпев­шись жестокости и недобропорядочности от Сталина при его обращении с окружавшими его деятелями, Хрущев решил развенчать и осудить его. В этом он встре­тил сильное сопротивление со стороны сталинской когорты, которую он затем в, ито­ге, удалил из политической деятельности, определив ее как антипартийную группу. В нее попали Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Первухин, Сабуров и, как упоминалось, «примкнувший к ним Шепилов» Но Хрущев уда­лил их всех бескровным методом, исключив из партии и отправив кого на пен­сию, кого на малозначащую работу в регионах. Слава богу, что хоть в этом он отошел от сталинских методов избавления от политических противников.

Маленкова направили начальником небольшой       электростанции куда-то в Сибирь. Местные работники были им очень довольны и как директором и как человеком. Кагановича часто видели играющим в домино со стариками во дворе жилого дома, где он жил в районе Новодевичьего монастыря. Молотова часто видели едущим в метро из района Молодежной. Он ехал свободно и мало кто на него обращал внимания, его просто не узнавали. Как-то его встретил один из филевских конструкторови, поздоровавшись с ним, назвав его по имени отчеству, поинтересовался о том, куда он едет. Молотов ответил, что регулярно занимается в библиотеке имени Ленина и пишет книгу. Но, что-то не слышно было о какой-либо его книге. Каганович и Молотов прожили более девяносто лет и были, очевидно, свидетелями гибели СССР. Трудно даже представить, что они могли пережить, видя гибель того, созданию чего они посвятили всю свою жизнь. Не дай бог доживать до такой поры кому-либо.

Поворотным историческим деянием явилось развенчание Сталина, сделанное Хрущевым на ХХ съезде партии в феврале 1956 года. Эту дату и это деяние следует признать, как начало заката социалистического пути развития нашей страны, несмотря на все последовавшие за этим, риторические славословия и утвер­ждения советской пропаганды в обратном. Об этом деянии идут споры и поныне. Одни считают, что этого делать было вообще нельзя, а другие считают, что делать нужно было, но не так резко. Но никто не поднимает вопрос о том, что нужно было развенчивать не «культ Сталина», как это определил Хрущев, а сталинизм, как метод управления страной, сформированный им и приведший, в конце концов, к поражению социализма у нас в стране и ликвидации СССР.

Хрущев построил обвинения Сталина, в основном, на развязанных им репрес­сиях и расстрелах, приведя явно завышенные цифры по этому поводу, что потом с успехом использовали разрушители страны. Он не увидел системного кризиса в методологии управления страной, которые явились главным тормозом в разви­тии страны и которые составили основу сталинизма. Как ни важны последствия репрессий для страны и для тех, кто от них пострадал, не они были не главным в сталинизме, насажденном в стране. Расстрелы он почти прекратил после вой­ны.

После войны он расстрелял из крупных деятелей  Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома партии и Вознесенского бывшего во время войны предсе­дателем Госплана, а также несколько генералов, бывших в близости с Жуковым, которого после войны он упрятал на Урал в должности командующим округом. Кузнецов был уничтожен потому, что набрал силу и авторитет в партии, который, как посчитал Сталин, может подорвать его собственный. Вознесенский поплатился жизнью за написание очень толковой книги «Экономика СССР в период Великой отечественной войны», которой зачитывались многие. Но она была написана и издана без повеления Сталина, а главное, в ней автор посмел делать обобщения и выводы, которые позволительно было делать только ему одному. Такая жестокая расправа за свободомыслие у него ушли затем, а его методология управления осталась, и о ней нужно было говорить. Но этого не произошло.

В своем секретном докладе на съезде, Хрущев все свел только к репрессиям. Секретная форма доклада, не доведенная широко до населения ст­раны породила всевозможные слухи и кривотолки, что будто Сталин сам являлся врагом народа, с которыми он якобы боролся. Вместе с тем, на Западе буквально на следующий день, был опубликован полный текст доклада со всякими коммента­риями, ничего ни имеющими с действительными фактами. Западная пропаганда взяла этот доклад за основу в очернении социализма, связав личность Стали­на с самой сущностью социализма. А коль сама личность явилась преступной, то и социализм также является преступным перед человечеством, поскольку его построение принесло такие невиданные жертвы. Этот лейтмотив остается и поныне основным у современных разрушителей социализма у нас в стране. Они слышать не хотят, что гражданская война, унесшая значительно больше жизней чем репрессии , была раз­вязана Антантой, вооружившей белые армии, а сопровождавшие ее жестокости, с той и другой стороны, приписывают только красному террору, не отмечая, что он появился в ответ на развязанный жесточайший белый террор.

Развенчивать, конечно, Сталина нужно было, но отделив его личные качест­ва и его преступления от всего того, что он сделал хорошего  в практических делах и показать гнилость насажденных им методов управления. И  делать это нужно было не в секретном порядке, а открыто перед всей страной. Народ не любит, когда у него свергают идолов, а тем более так, как это было сде­лано втайне.

 За годы сталинского правления у народа было привито чувство почитания вождя и приписывания ему всех наших достижений, которых было не­мало. Ведь во время войны в бой шли с кличем  «За Родину, за Сталина». Это была не пустая фраза и с этим чувством, нашедшим глубокий отклик у народа под воздействием массированной и умной пропаганды, нужно было считаться. Этот доклад и такое развенчание культа вызвали еще большее смятение и разо­чарование среди зарубежных компартий. В комдвижении произошел раскол, и возникли зна­чительные осложнения в работе зарубежных компартий. Развернувшаяся грязная кампания критиканства на западе привела к значительному ослаблению роли коммунистов в этих странах и с того времени популярность коммунистов начала существенно снижаться. На Западе шло оживленное обсуждение этого развенчания, а у нас в стране как в рот воды набрали. На следующем съезде партии об этом деянии во­обще не упоминалось. Шло пустое славословие решений ХХ съезда партии.

Только на ХХП съезде Хрущев вынужден был высказаться. Он признал, что развенчание культа Сталина может привести к «...чувству горечи и разочаро­вания и даже недовольства у некоторых... создадут временные трудности для КПСС и бра­тских марксистско-ленинских партий. Но партия смело пошла навстречу труд­ностям». Что можно было еще ожидать от такой фразеологии и неприкрытой не­правды, сказанной только через пять лет после содеянного. Опять партия — это генсек. И ни о каких трудностях и разочарованиях, которые могли последовать по­сле совершенного такого развенчания, тогда и не думали те, кто так необдуманно развенчивал, с позволения сказать, культ.   Вообще, Хрущев наделал немало «делов».  Одна целина чего стоит, о целесообразности освоения которой до сих пор спорят. Как бы там не было, а, в результате освоения целинных земель, к жизни был вызван и заселен обширнейший район и теперь он является хорошо обустроенным и вполне жизнеспособным, не­смотря на то, что основная масса этих земель отошла к Казахстану.

У родителей Виктора опять возникли осложнения. От них пришло письмо, в котором они сообщали, что мать Виктора за­болела, и врачи никак не могут установить диагноз. У нее постоянные боли в груди, которые периодически то затухают, то усиливаются. Аня тут же написа­ла им, чтобы мать немедленно выезжала к ним в Москву. Приехавшую мать, она поместила в Центральную железнодорожную больницу, но и там ничего не смогли выяснить и перевели ее в онкологический институт имени Герцена на Беговой улице. В это время, когда мать  находилась в Москве, отец взял отпуск и почти ежед­невно бывал у матери. как вдруг получает телег­рамму, что его мать, бабушка Виктора, тяжело заболела. Отец немедленно вые­хал домой. Буквально через день после его приезда бабушка скончалась. Похо­ронив мать, отец вернулся в Москву. У него появилось слезовыделение в  пра­вом глазу. Виктор начал настаивать, чтобы отец немедленно обратился к врачу со своим слезоваделением. Но он отнекивался, и все повторял:

— Вот поднимем мать, а потом и собой займусь. Это было роковое промедление.

В онкологическом институте на Беговой также не смогли разобраться с этой непонятной болезнью у матери и выписали ее с диагнозом хронический воспалительный про­цесс легких. Отец увез мать домой и там ее вылечил травками мариупольский фельдшер, который лечил и Виктора до войны после его падения с велосипеда. После этого только отец занялся собой. Он поехал в Донецк, показался врачам, и они немедленно его отправили в Харьков к профессору Натанзону, который его оперировал де­сять лет тому назад по поводу рака носовой полости. Из Харькова пришла те­леграмма с сообщением о том, что у отца удален правый глаз, и он лежит в кли­нике профессора Натанзона. Для Виктора это был страшный удар. Он все понял  — у отца рак и в той же лицевой полости.

Виктор опрометью на своей машине помчался в Харьков. Как он не разбился в пути, он сам с трудом представлял. В Харькове Натанзон, с печалью в голосе, сооб­щил ему, что ничего сделать уже было нельзя. Если бы отец приехал к нему раньше, как он приехал в прошлый раз, то может быть, и можно было бы что-то сделать, а так — все безнадежно. Метастазы ушли глубоко и он не смог их все удалить вместе с глазом. Вот и говорят — от чего бывает рак? Первый раз у него появилась злокачественная опухоль из обычной опухоли, об­разовавшейся после удаления полипов в носу. А на этот раз, очевидно, нерв­ное перенапряжение в стрессовой ситуации, в которой он оказался, также при­вело к раковому образованию в этой же зоне лицевой области, которая у него оказалась наиболее подверженной к раковому перерождению клеток.

Виктор увез отца на машине домой в Волноваху, а сам в тяжелейшем состоянии вернулся домой ожидать трагической развязки. Отцу уже никто ничем не мог помочь. Он теперь был предоставлен ожиданию своего мучительнейшего конца. Но отец держался стойко и не хныкал, что он обречен

Телеграмму о кончине отца принесли вечером. Виктор в это время стоял на кухне у окна. На кухню вошла Аня с телеграммой в руках и жестом попросила соседей выйти. Они поняли, что это была за телеграмма, которую со страхом все ждали со дня на день. Виктор увидел телеграмму и только вопросительно сказал:

— Ко­нец?  и у него потекли слезы.

 Он молча смотрел в окно на открывавшийся вни­зу Филевский рынок и тут же возник образ отца, стоящего с ним возле ларька, где они с отцом иногда выпивали по кружечке пива.

Тело отца выставили в отделении до­роги, где он проработал не один десяток лет и откуда он отправился в свой последний путь. На похоронах было очень много народа. Его хорошо знали многие в городке, а тем более, такая трагическая его участь у многих вызвала искреннее сочувствие

НАЧАЛО КОСМИЧЕСКОЙ ЭРЫ

В 1957 году, как известно, запустили спутник и Слава Вескер доверитель­но, под большим секретом сообщила Виктору о том, что это сделал Сережа Ко­ролев. Для нее он по-прежнему оставался Сережей, а для Виктора он был совершенно не известен и о нем никто ничего не знал. Ранее говорилось, что до войны Слава, работая в шарашке, была у Королева копировщицей, когда он в заключении работал у также сидящего Петлякова и разрабатывал ему лонже­рон крыла для знаменитого ПЕ-2. Слава многое рассказала Виктору о Королеве и Немане, зная, что Виктор учился у Немана. До запуска спутника она молча­ла и Виктор не знал даже, что Слава была хорошо знакома с Неманом.

Королев и Неман дружили в их заточении, а у Славы была подружка Ася тоже копировщица. Вот они и подружились парами, работая вместе. Слава была ближе к Королеву и у них остались хорошие дружеские отношения. А между Асей и Неманом возникла нешуточная любовь. Они уже не стали скрывать своих отноше­ний и это стало известно жене Немана. Это было во время войны, когда их шарашку перевели в Омск.

Жена Немана с дочерью и сыном также переехала в Омск. Условия сидения были такими, что на воле знали все и  обо всех и что с кем происходит в шарашке. Так, что отношение Аси и Немана не стали тайной для тех, кто находился на свободе. Жена настойчиво требовала, что бы Неман прекратил свои отношения с Асей. Неман, будучи порядочнейшим че­ловеком и, очевидно, достаточно натерпевшийся от жены, твердо ей заявил, что он остается с Асей, а с ней жить не будет. Тогда она взяла детей и с ними броси­лась в реку. Она и дочь утонули, а сын выплыл.

Это произвело в шарашке эффект разорвавшейся бомбы, а в городе никто этого и не заметил. Виктор в это время тоже жил в Омске, но об этом, далеко не ординарном случае, никто в городе не говорил и не обсуждал. Вскоре арестантов освободили. Неман расписался с Асей и вместе с сыном уехал с Мясищевым в Казань, куда он был направлен после ги­бели Петлякова руководить его конструкторским бюро.

В Казане сын Немана поехал без отца купаться на загородное озеро и там утонул. Это добило Немана, он на­долго слег и больше к активной производственной работе вернуться не смог. Когда освободили Харьков в августе 1943 года, Неман с новой семьей уехал в Харьков возрождать свой авиационный институт, заняв должность заведующего кафедры конструкции самолетов. Никто в институте, когда Виктор в нем учил­ся, ничего не знал об этой чудовищно трагичной истории их любимого пре­подавателя. Через десять лет Немана не стало.

Из рассказов Славы, Виктору стал известен Королев и его окружение по от­сидке в шарашке. Для страны имя Королева было по-прежнему не известно. Его безымянно величали как Главный конструктор. По  отношению к советско­му народу, руководство страны считало, что ему в этом большом деле не нужно знать все и о обо всем. Вместе с тем за рубежом прекрасно знали кто такой Королев, чем он за­нимается, какие у него достижения и, что он готовит, и они лихорадочно готовили запуск своего спутника, стараясь изо всех сил опередить Королева. Но ракетная техника дело сложное, а тем боле в тот начальный период ее становления. Американцам со своим спутником страшно не везло, и они терпели одну неудачу за другой.

У Королева дела шли более успешно и только благодаря тому, что в 1946 го­ду вышло постановление правительства, поддержанное Сталиным, об образовании практически ракетной отрасли в стране.К решению  задачи по созданию ракетной техники у нас было подклю­чено большое количество научных и производственных вновь образованных кол­лективов. Их успешная совместная работа и привела к тому успеху со спутни­ком, который олицетворил Королев.

Когда запустили спутник, в стране развернулась громадной силы пропаган­дистская деятельность, возвеличившая наши успехи во всех областях. Приме­нительно к ракетной технике, наряду с этим, началось отражение ее успехов в монументальном искусстве. Первым решили поставить памятник Циолковскому в Калуге. Авторы включили в его композицию ракету, стоящую рядом с фигурой. В силу царившей секретомании, дававшей работу бесчисленным службам в КГБ, ее проектирование не поручили фирме Королева, а поручили Мясищеву. В орга­низации дали проектировать ее Виктору.

Авторы памятника Барщ и Колчин требовали, чтобы ракета была выполнена из нержавеющей стали, и была отполирована до блеска. Виктор возражал, как мог против  та­кой ее полировки, полагая, что в ее зеркальной поверхности будет отражать­ся окружающая обстановка и она будет терять свою форму Виктор на свой страх и риск записал в чертежах, что ракету заполировать не до блеска, а произвести поверхностную полировку, а на месте указал до какого блеска ее полировать. В итоге она все-таки получилась слегка серовато-матовой, какой она и стоит поныне. Ракету отправили в Калугу, где ее уста­новили, даже не пригласив его на открытие памятника, очевидно, опять же по причине все той же секретности.

Спустя несколько лет, Виктор просматривал иностранные журналы и в одном журнале на обложке увидел свою ракету с ярко рыжими пятнами на среднем тю­бинге и с такими же потеками, расползшимися по всей длине ракеты. Журнал назидательно резюмировал, что русские, создав прекрасные ракеты и спутники, не смогли создать хорошую ракету к памятнику своему основоположнику космо­навтики. Горько было читать Виктору эти справедливые строки. Он помчался в Калугу и не нашел на ракете никаких подтеков, но увидел в местах подвар­ки тех злополучных раковин три темных пятнышка. Ему стало все ясно. Выдав рекомендацию на подварку раковин, ВИАМ не выдал указаний запассивировать подваренные и зачищенные места. Вот они и заржавели. Незапассивированная нержавейка ведет себя, как обычная сталь и ржавеет. Раковины после этого зачистили, запассивировали и ракета стоит теперь, как ни в чем не бывало.

После создания памятника Циолковскому, его авторы Барщ и Колчин приступили к проектированию стелы у ВДНХ и пригласили Виктора принять участие в инженерной раз­работки ее конструкции. Опять они настаивали на применении нержавейки в ее конструкции. Тогда еще ракета у памятника не успела заржаветь в Калуге, но он категорически настаивал на применении в ее облицовке титанового сплава вместо нержавейки. Внизу вдоль ее основания он предлагал расположить горельефы, отражающие героику освоения космоса. Но авторы были неумолимы и категорически возражали и против применения титана и против горельефов.

Ничего не добившись, он спроектировал модель стелы из нержавейки и без горельефов внизу. Ее изготовили на производстве, а Виктор, передав ее авторам, отказался от дальнейшего сотрудничества с ними по этому, как он считал, неразумному проекту. Потом, слава богу, уже без него приняли его рекомендации и применили все-таки титан для облицовки, а внизу рас­положили горельефы, а Виктора уже не пригласили для реализации его предложения. Сейчас стела стоит и не вызывает забот по ее эксплуатации. Кто ее проекти­ровал он так и не узнал. Это было первое воровство у Виктора его идей.

Королев и Мясищев, очевидно, не прерывали контактов, и после окончания от­сидки их в туполевской шарашке. Королев очень уважительно относился к Мясище­ву. Работа Королева в шарашке  под началом Мясищева оставила в душе Королева теплые чувства по отношению к Мясищеву, который был конечно человеком с большой буквы и в делах и в личном плане и в отношении к людям. В своих воспоминаниях Королев назвал Мясищева одним из его учителей.

А тогда, после начала успешных полетов королевской прославленной «семерки», началось сотрудничество коллективов этих двух фирм. Королев и Мясищев раз­делили между собой тематику по созданию аппарата с человеком, возвращае­мого с орбиты на Землю. Королев оставил себе аппарат, возвращающийся по баллистической траектории, при которой аппарат, после тормозного импульса и потери скорости, начинает падать на землю как камень по не управляемой траектории. Мясищев взял себе аппарат, возвращающийся на землю по самолет­ной схеме за счет аэродинамического качества его крыла по управляемой тра­ектории. Виктору поручили рарабатывать корпус аеппарата и его теплазащиту.

У аппарата с баллистическим спуском, при входе в атмосферу, возникают значительные температуры на его поверхности, доходящие до нескольких тысяч градусов, так же как и у головных частей баллистических ракет. Для ракет уже была раз­работана теплозащита на основе асбестопластика, который в полете сгорал и тем самым предохранял ее от сгорания. На аппарате, спускающемуся по баллис­тической траектории, можно было применить эту теплозащиту,  поскольку на нем допускалось ее сгорание. На аппарате с крылом нельзя было применить сгораемую теплозащиту, поскольку при этом существенно изменя­лось бы аэродинамическое качество крыла, что не допустимо. Такой теплоза­щиты не было и ее нужно было разрабатывать, на что Королев идти не мог, стремясь как можно быстрее запустить человека в космос. У Королева это по­лучился «шарик» — известный «Восток», на которых летали наши первые космо­навты. А у Мясищева был спроектирован аппарат с треугольным крылом, который затем был повто­рен в американском «Шаттле» и нашем «Буране».

Чтобы представить те трудности, которые возникли тогда при его проектировании, следует привести некоторые цифры. На прежней мясищевской крылатой ракете температура поверхности крыла была,  280 градусов, а здесь на нижней поверхности доходила до 1500 градусов. В носовой части крыла доходила до нескольких тысяч градусов, так же как на лобовой части аппарата «Восток»..

Начиная работать по ракетоплану, Виктор не только занимался просмотром литературы. Он объездил материаловедческие институты и познакомился с их но­вейшими наработками, результаты которых еще не попали в широкую литературу. Наибольшее его внимание привлекли работы академика Бурова и его начальника лаборатории Андриевской, располагавшейся в церквушке на Петровке. Они созда­ли принципиально новый стеклопластиковый материал от названия, которого пошел термин слоистые пластики. В стеклотекстолитах используется стеклоткань в ка­честве наполнителей, в которых основным несущим элементом является крученая нить. Искривленная нить значительно теряет свою изначальную прочность за счет ее крутки.  Исследования этих ученых пошли по пути изучения возможности использования в качестве наполнителя не крученое волокно, применяемое в стеклонити, а непосредственно чистое сте­кловолокно без его крутки. Для этого они разработали специальную технологию получения такого материала, который они назвали СВАМ — стекловолокнистый анизотропный материал.

Данная технология получения материала полностью воспринята в современ­ных углепластиках, в которых стекловолокно заменено на более высокопрочное угольное волокно. Но нигде в литературе не упоминается, что эту конструк­цию материала и технологию его получения первые разработали советские уче­ные Буров и Андриевская.

Убедившись в отсутствии на то время высокопрочных полимерных конструкци­онных материалов, Виктор  проработал конструкцию  из традиционных алюминиевых материалов с гипотетической теплозащитой. Этот вариант конструкции оказался наиболее оптимальным в весовом отношении. Оставалось немногое - определить необходимые теплофи­зические требования к этой теплозащите и разработать ее. Легко сказать, да как это сделать?

Для решения этой задачи необходимо было уметь рассчитывать распределение температур внутри конструкции от воздействия внешних теплопотоков. Опреде­ление наружных теплопотоков, приходящих в конструкцию рассчитывается на ос­новании небольшого числа уравнений, решение которых не представляло боль­ших сложностей. Распределение температур внутри конструкции под воздействием этих внешних теплопотоков описывается значительно большим числом ура­внений, решение которых представляло значительные трудности, а вычислитель­ной техники тогда еще не было. К тому же, составление этих уравнений и при­нимаемых в них коэффициентов, весьма сомнительно в своей достоверности из-за сложности конструкции и переходных термических сопротивлений внутри ее.

Для указанной цели Виктор, вместе с одним своим коллегой, применили метод электродинамической аналогии. Используя этот метод, он быстро опреде­лил необходимые требования к теплозащите и выдал их в ВИАМ. Там, под руководством Фролова, разработа­ли очень легкий теплозащитный материал на основе керамических волокон для боковой не уносимой теплозащиты. Далее им было определено, что наносить этот материал нужно не сплошным массивом, а квадратами с тем, что бы предотвра­тить его от растрескивания за счет его температурного расширения и опреде­лил размер этих квадратов. Наиболее теплонапряженный носик крыла он за­проектировал из графита с соответствующим конструктивным решением. Вскоре были изготовлены образцы материалов и совместно с конструкцией они были ис­пытаны в струе выходящих продуктов сгорания реактивного двигателя и показа­ли отличные результаты.

.Спустя десять лет, когда Виктору потребовалось к защите кандидатской дис­сертации иметь авторские свидетельства на изобретения, а раньше  было не очень принято писать заявки на изобретения, он подал заявку на носок и боковую плиточную теплозащиту этого ракетоплана. Тогда американский «Шаттл» не упоминался в лите­ратуре, и не начиналось его проектирование. Ему выдали свидетельство то­лько на носок, а на плиточную теплозащиту отказали. Так наша страна потеря­ла приоритет на плиточную теплозащиту, затем реализованную на «Шаттле» и повторенную на нашем «Буране».

Следует отметить, что идея ракетоплана была все-таки реализована у нас в стране спустя десять лет после этих работ. И эта реализация также опередила работы по «Шаттлу», но о ней почти ничего нет в литературе. Имеются только отрывочные сведения. Эту идею реализовали в конструкторском бюро Микояна, который  создал специальный филиал в Дубне для разработки подобного  аппарата по теме «Спираль». Там был разработан, такой аппарат и получил наименование «Бор». Он осуществил четыре орбитальных  полета с посадкой в Черное море. Но работы и по нему не получили развитие. Сейчас эта поникшая «стрела» в виде аппарата «Бор» уныло стоит в музее в Монино, также как и мясищевские самолеты и су­ховская «сотка». О ней хоть телевидение кое-что показало, а о «Боре» вообще ничего нигде не говорится. Вместе с тем его история весьма примечательна.

 Когда началась разрабатываться эта тема у Микояна, к нему пришел по своей инициативе Герман Титов, наш второй космонавт, и предложил свои услуги по формированию группы космонавтов для полета на этом аппарате. Он страстно верил, что на орбиту и с орбиты будут летать летчики, не камнем вниз, как он и его товарищи летали, а будут летать, как на самолете. Микоян обрадовался участию  такого именитого человека и надеялся, что это придаст вес всей теме, и она найдет свою реализацию. Во главе ее разработки   он поставил Лозин-Лозинского, который в последствии  разработает наш «Буран». Но надежды Микояна на Титова были напрасными. Даже он ничем не смог помочь.

После завершения  четвертого полета, был разработан проект постановления правительства о разработке уже реального ракетоплана с космонавтом на борту. Предыдущие аппараты были беспилотными и осуществляли посадки в автоматическом режиме, что затем было повторено на нашем «Буране» и было подано как сенсация. А эти сенсации ранее  осуществлялись четыре раза и о них ничего не говорили, очевидно, чтобы не позориться о постыдно принятом  решении по дальнейшей судьбе этого проекта.

Когда был составлен проект постановления, Титов завизировал его у министра авиационной промышленности Дементьева и министра общего машиностроения Афанасьева. Последний, при этом, внес дополнение, что этот ракетоплан будет использоваться в качестве аппарата, для доставки космонавтов на орбиту  и обратно. Два министра поддержали этот проект, а когда Титов приехал визировать его к министру обороны маршалу Гречко, тот не раздумывая, и не вникая в суть дела, начертал на нем — «Фантастика». Проект был закрыт и никто уже ничего не смог сделать.

После этого Титов в звании полковника оставил отряд космонавтов и перешел в Главное Управления Военно-космических сил. Вот так,  воинствующий и амбициозный маршал легко, одним росчерком пера, расправился с прогрессом в космонавтике и лишил ее нашего приоритета в весьма перспективном направлении. Два министра подписались, что они берутся разработать такой аппарат, а один всезнающий маршал оказался умнее двух крупнейших  специалистом, какими являлись министры Дементьев и Афанасьев. Вот так у нас решались важнейшие государственные дела. Идея создания малого ракетоплана до сих пор так и остается не реализованой спустя вот уже более сорока лет, несмотря на большие достигнутые результаты Мясищевым и Микояном в этом деле.

В США опять вернулись к этой теме, а нам, конечно не до нее. Возможно новый проект возвращаемого аппарата «Клиппер», предложеннфй НПО «Энергия» все же прорвется. У нас теперь так «позакрывали» все в космонавтике, что она обречена на жалкое существование, разве вот только возить туристов в космос и запускать чужие спутники на наших носителях, созданных в прежние времена.  Какой позор для руководителей державы, первой осуществившей прорыв в космос и многого добившейся в освоении космоса, а теперь вот туристов возит вместо того, чтобы изучать все новые и новые задачи в этой области. Горько и больно на душе у тех людей, которые создавали всю эту технику и дожили до этих тяжких дней. Да разве только это погублено у нас в стране за эти двадцать лет? Поговорим об этом попозже.

Работая над ракетопланом и ознакомившись с материалом СВАМ, у Виктора во­зникла идея, что из этого материала можно будет сделать всю конструкцию самолета, и он приобретет не только высокие весовые характеристики, но еще и ра­диопрозрачность  и его трудно будет обнаружить радиолокаторами. Двигатели и шасси можно будет обложить радиопоглощающим материалом, чтобы снизить от них от­ражение  радиоволн.

Обо всем этом Виктор изложил в докладной записке Мясищеву, и он незамедли­тельно отреагировал на это предложение. К тому времени в их организацию влили ОКБ главного конструктора Цыбина, которое разрабатывало дальний раз­ведчик. Сам Цыбин ушел к Королеву, а коллектив с тематикой остался у Мяси­щева. Мясищев поручил одному из замов Цыбина и Виктору развернуть проект­ные разработки по созданию радионеобнаруживаемого самолета. Виктору поручил дать предложение по кооперации смежников по этим работам. Переговорив в ряде институтов, он представил такие предложения.

Разработчиком собственно мате­риала являлась Андриевская, и она бралась создать более термостойкий матери­ал. В ВИАМ,е брались за разработку технологии изготовления деталей и агре­гатов из этого материала, а также разработку радиопоглощающего материала. Завод слоистых пластиков в Ленинграде имел уже производственную базу и го­тов был поставлять шпон для СВАМ,а. Но и этому проекту так же не суждено было осуществиться. И здесь в создании радионеобнаруживаемых самолетов мы потеряли приоритет. Американцы реализовали эту идею и эту технологию назва­ли «Стелз». Наши самолетостроители обратились к задаче радионеобнаруживае­мости только после опубликованных сведений о «Стелзе». Ныне наши самолетчики, что бы не ударить лицом в грязь, стали уже в откры­тую говорить о том, что они ведут такие работы по снижению отражательных ха­рактеристик своих самолетов одновременно в видимом, инфракрасном и радиодио­диапазанох. Об этом однажды заявил по телевидению заместитель главного конструктора фирмы Сухого. Так, что в этом деле лед тронулся и у нас, господа присяжные заседатели.

На фирме Мясищева велись разработки не только те, в которых участвовал Ви­ктор. Велись разработки самолета с атомными двигателями, разрабатывалась в два раза мощнее ракета, чем королевская «семерка». На сверхзвуковой пассажи­рский самолет были уже выпущены рабочие чертежи, и началось его рабочее маке­тирование. Велись и другие перспективные разработки. Но все это было выброшено. После успеха Королева, Хрущев начал «катить бочки» на авиацию, превознося роль ракетной техники.

В конце 60-х годов Хрущев, совместно с Политбюро в полном составе, посетил ОКБ Мясищева. Из автомашин вынесли какие - то оцинкованные ящики и занесли наверх к Мясищеву. В кабинете Мясищев доложил о всех ве­дущихся у него разработках по многочисленным развешанным на стенах плакатам. Особых вопросов не последовало, что привело Мясищева в смятение. Он полагал, что приезд руководства страны к нему это высочайшая честь и интерес к его работе. Увидев прохладное отношение присутствовавших к услышанному, у Мяси­щева закралось недоброе предчувствие, которое подтвердилось через определенное время.

После доклада, Хрущев предложил пройти в цех и посмотреть в натуре самоле­ты. В цех пошли одетыми, была осень, и все с удивлением смотрели, как Суслов долго надевал галоши и в них пошагал в цех. Самолеты осматривали также почти молча. Один кто-то поинтересовался у самолета М50, а где же у него винты, на что Хрущев, проявив осведомленность, укоризненно заметил:

— Да ведь это реактивный самолет, надо бы знать. После он спросил:

— Сколько же стоит этот самолет? — и услышав ответ, шесть миллионов рублей, тут же полугневно отпари­ровал:

— На эти деньги мы построим шесть ракет, и они значительно лучше выпол­нят задачу, чем один самолет, который все равно собьют еще далеко до цели. Мясищев понял — его судьба предрешена, а этот приезд означал только то, что Хрущев хотел еще раз укрепиться в своем решении переориентирования на ракеты.

Возвратившись из цехов, все поднялись наверх в генеральскую столовую, где был накрыт стол. Увидев его, Мясищев крайне удивился. От приготовленного заранее на столе и осмотренного им, ничего не осталось. На нем находилась совсем другая пища. Приехавшая обслуга Хрущева удалила со стола все ранее заготовленное, достала свою пищу из привезенных ящиков и сама на­крыла стол. Затем уже никого из посторонних к нему уже не подпустила. Такова была забота о первых лицах государства. С такими ящиками Виктору придется столк­нуться еще раз и это будет более чем через десяток лет, когда и Хрущева не будет, а ящики останутся.

КОНЕЦ ФИЛЕВСКОЙ ЭРЫ МЯСИЩЕВА И

ПРИХОД ЧЕЛОМЕЯ. ПЕРВЫЕ РАКЕТНЫЕ ДЕБЫТЫ.

Глубокой осенью от организации Мясищева, как и из многих других, моло­дежь направили на картошку. Осенью по всей стране студентов и молодежь с крупных предприятий направляли на осеннюю уборку овощей. Засевали столько, что местные колхозники не в состоянии были убрать все с полей. Сбор и подго­товка овощей к хранению были такими, что будучи свезенными на овощные базы, больше половины приходила в негодность, а оставшаяся часть приобретала та­кой вид, что эти овощи и даром не нужны были городским жителям, для которых собственно и предназначались эти овощи. Но партия и хозяйственные организа­ции настойчиво, вот так, боролись за обеспечение населения овощами.

В тот раз Виктор не поехал на картошку, поскольку ему дали путевку в про­фкоме в желудочный санаторий. У него вновь начали появляться желудочные боли, но не такой силы, как в институте. Он поехал на Рижское взморье в по­селок Майори в Юрмале. Это было первое посещение им санатория, и он не мог сравнивать, но питанием он остался недоволен, а воду вообще не смог прини­мать. Он был еще не опытным желудочником, в противном случае он бы знал, что Прибалтика это не бальнеологический курорт и не поехал бы туда с таким диагнозом. И все равно, он был доволен отдыхом. Он был впервые в Прибал­тике и много времени провел в различных экскурсиях и немало просидел на концертах в знаменитом Домском соборе в Риге. Одна из экскурсий у него ос­талась надолго в памяти.

В промозглый день, какими славится Прибалтика в осенние дни, экскурсия на санаторном автобусе направилась в Саласпил. Там во время Отечественной войны находился концлагерь. Так же как концлагери в  Маутхаузене, Майданеке, Освенциме и во многих других местах, этот лагерь являлся местом массового уничтожения фашистами узников из многих стран Европы.

Концлагерь находился в лесу в нескольких километрах от Саласпилса. В 1941 году глубокой осенью они строили этот самый Саласпилский концлагерь. Заключенные голыми руками, стоя по пояс в холодной воде, вытас­кивали бревна из Даугавы и распиливали их на доски. Изнемогая от непосильно­го труда, голода и холода, почти полностью раздетые, они жили под открытым небом в вырытых ими ямах, наспех чем-либо прикрытых. В них заключенные по два, по  три человека пытались за ночь как-то согреться теплом своих тел. Вокруг лагеря вся кора на деревьях, на высоту человеческого роста, была объедена этими людьми.

Измученные и обессиленные пленные здесь не умирали. Обессиленных доставляли к врачу. От врача требовалась не медицинская помощь, а заключение о том, что человек действительно обессилел. Если этот представитель гуманнейшей профессии давал такое заключение, узника тут же расстреливали. Дорога к врачу была дорогой к смерти. В лагере постоянно пылали костры из поленьев, переложенных слоями из трупов. Их было сорок семь тысяч, и все они остались навечно на этой земле.

На месте этого лагеря военнопленных воздвигнут монумент, состоящий из стелы и рядом расположенной группы людей. В этой группе запечат­лены советские люди, замученные нечеловеческим обращением, и уничтоженные фашистским зверьем. Изнемогая под тяжестью непосильного груза, они несут напиленные ими доски. Обелиск и стела выпол­нены из бетона, без какой-либо декоративной отделки.  Виктор  слышал, что весь Саласпилский мемориал так же выполнен из бетона и у него стало как-то неприятно на душе. Неужели этот мемориал, будучи удостоенным Ленинской пре­мии, произведет такое же удручающее впечатление?

Он с удивлением смотрел на этот величавый по замыслу монумент, настолько небрежно он был выполнен. На его бетонной поверхности так и остались следы плохо выполненной опалубки. В ряде мест заливка бетона произведена очень неаккуратно и в этих местах образовались глубокие вымоины, которые так и остались не заделанными. От такой работы искусством и не пахнет. Стела высокая, а подойдя к ней стоишь как-будто у бетонного основания какой-нибудь водонапорной башни. Все это походило больше на глумление над памятью мучеников, чем их увеко­вечивание.

Когда они подъехали к мемориалу, там уже стояло несколько автобусов. По до­роге, ведущей к нему, двигались люди, невзирая на непогоду. Людская тропа к памяти жертв фашистского застенка не пустовала никогда. Люди шли поклониться праху павших.

На подходе к мемориалу путника встречает грандиозная наклонная стела дли­ной более ста метров и высотой метров двенадцать. Одним концом стела лежит на земле, а другая опирается на многогранник из черного полированного грани­та. В нем расположился небольшой музей. В мемориал входят под стелой рядом с музеем.

Стела, так же как и обелиск в лагере военнопленных, выполнен из бетона. Но здесь уже бездушия в ее выполнении не было и следа. Это действительно было большое искусство, несмотря на то, что и здесь опалубка выполнялась так же из досок. Когда люди делали эту опалубку, они вложили в нее душу, и стела об­рела жизнь. Она впечатляет, даже когда стоишь рядом с ней.

Вид помещения музея внутри ошеломляет сразу же, как в него попадаешь. Это действительно сырой и промерзлый дощатый барак, в каких томились узники. Сделано так тщательно и с такой любовью, что трудно поверить в то, что это не настоящие доски. В бетоне проявились все сучочки, извилинки и шерохова­тости нестроганой доски. Трудно было удержаться, чтобы не потрогать руками четко видимый ворс распиленной доски. И это делалось в той же самой опалуб­ке из досок. Вот вам и наглядное проявление бездушия ремесленничества на монументе у лагеря военнопленных и большого мастерства, окрыленного высоким искусством, здесь на мемориале.

Выйдя из музея, сразу же посетители встретились с оригинальной сосновой аллеей. Деревья в ней посажены буквально рядом друг с другом. Расстояние между ними измеряется всего десятком, другим сантиметров. Виктору показалось по их возрасту, что эти сосны были очевидцами человеческой трагедии, разыгравшейся на этой земле во время коричневой чумы фашизма. Но товарищи по эк­скурсии возразили, уверяя, что сосны посажены после войны.

Величественные фигуры бетонных людей осмотреть, как следует не удалось. Под­ходы к ним не были расчищены, от неожиданно рано выпавшего снега, и их не­льзя было рассмотреть с различных точек обзора. Но они достаточно описаны в литературе. Авторы мемориала ведь не зря удостоены высочайшей награды, при­суждавшейся за выдающиеся творческие достижения.

Одна расчищенная дорожка вела к бетонному блоку на месте детских бараков. Варвары, с которых не облезла шерсть доисторических животных, методично унич­тожали детей. И у бетонного блока, с детским рисунком на нем, постоянно лежат живые цветы и ... конфеты. Люди несут детям конфеты, которых им так и не удалось покушать. Эти конфеты, подумалось Виктору, нужно было бы собрать выставить здесь в музее. Ведь показывают в музеях хлеб, который люди ели в фашистских застенках. А это были бы конфеты, которых не суждено было съесть тысячам и тысячам детей, замученных фашистскими извергами.

Дорожка к детскому блоку проходила рядом с фигурой гордой и не сломленной девушки, стоящей на коленях. Она руками прикрывает свою наготу. Из-под ее рук, на Виктора устремились  глаза девушки.  От ее взгляда и ее глаз  невозможно было  отор­ваться.  Столько в них было гнева и столько мужества. Казалось, она вот-вот бросится на своих поругателей и одним только взглядом превратит их в пепел, как превратили они ее и тысячи таких же, как она прекрасных, благородных и мужественных советских девушек военной поры.

Бетонная фигура обнаженной девушки, стоящей на коленях в снегу, выполнен­ная в строгих прямых линиях, была одухотворенной. Ничуть не казалось, что это тяжелый и не выразительный бетон. Девушка являл собой образец классиче­ской непокоренной красоты. И если возле нее постоять и всмотреться, то об­раз Венеры Милосской куда-то отойдет на задний план. Настолько это была вели­чественная и гордая женская красота, увековеченная в бетоне. Долго стоял Виктор, размышляя у этой фигуры, с благодарностью обращаясь к тем, кто ее создал.

Уезжая из из мемориала в автобусе экскурсовод как  бы вскользь, заметила, что рядок сосен, которые видели, посажены самими узниками. Теперь они выросли. От этих слов Виктора словно ударило в грудь. Оказывается, сосны, о которых они спорили, посажены руками тех, кто навеки ушел в эту землю, и на которой они посадили эти сосны! И растут они в том мемориале, который создан в память о тех, кто их садил! Ведь эти сосны выросли из прошлого, а о них говорят мимоходом. А ведь могли и не сказать. От этих слов у Виктора как рукой сняло созерцательное настрое­ние, и он погрузился в глубокое раздумье.

Мы бережно сохраняем дуб, посаженный Петром. Приезжающие в страну высокие гости садят деревья в честь своего визита. А, создавая мемориал в честь по­гибших узников, мы забыли о целой аллее сосен, посаженных ими самими. Эта аллея достойна того, что бы самой стать мемориальной. Как хотелось бы видеть их в художественном мемориальном оформлении с гранитным камнем у них, на кото­ром были бы высечены слова о том, что эти сосны посажены руками тех, кто ушел в эту землю, которым так и не пришлось растить их. Они оставили ее рас­тить тем, кто будет жить после них.

И аллея всем своим видом напоминает тех, кто ее посадил. Ему нигде не приходилось видеть подобных насаждений. В ней деревья стоят так густо и ст­ройно, что так и кажется — это стоит шеренга измученных и обессиленных лю­дей, тесно обнявшись и поддерживающих друг друга, что бы не упасть перед лицом ненавистного врага.

Прекрасный и величавый памятник оставили узники сами себе. Среди сажавших обязательно был безвременно ушедший большой художник, и жаль, что такое зна­чительное произведение садового искусства стоит молчаливо и одиноко в таком прекрасном мемориале.

Когда он прие­хал из санатория, и все вернулись с картошки, им сообщили коллеги, что кон­структорского бюро Мясищева больше нет. Теперь все они являются филиалом кон­структорского бюро академика Челомея, у которого основное его конструкторс­кое бюро находится в Реутово. Кто такой Челомей мало кто знал, также, как и Мясищева не знали молодые специалисты, прибывшие в    51-м из разных городов.

Владимир Михайлович Челомей выходец с Украины и фамилия у него чисто укра­инская. «Чоло» по-украински это лицо, а «чоломий» по русски будет значить мое лицо. И действительно этот человек имел свое, довольно заметное и весь­ма существенное лицо. В 1932 году он окончил Киевский автомобильный техникум и поступил на авиационный факультет Киевского политехнического института

В 1937 году, сдав экстерном экзамены, Челомей на год раньше срока окончил с отличием Киевский авиационный институт, выделившийся из политехнического института. Он это сделал, очевидно, потому, что этот институт был перепрофи­лирован в институт гражданской авиации. В 1939 году он успешно защитил кандидатскую диссертацию и от Украины был включен во вновь образованную док­торантуру Академии наук СССР. В ней до войны были собраны наиболее выдающиеся моло­дые ученые страны. Разразившаяся война не позволила завершить это нужное мероприятие и докторантура распалась.

В это время им были опубликованы многочисленные работы по колебаниям в авиационных двигателях, по квазигармоническим колебаниям, методам решения систем дифференциальных уравнений с периодическими коэффициентами, описыва­ющие сложные динамические процессы, происходящие в различного рода упругих системах. Отличительная черта всех его теоретических работ состояла в дове­дении их до расчетных формул, удобных для инженерных расчетов.

Во время войны Челомей работал в Центральном институте авиационного моторо­строения. Здесь он практически реализовал свою идею создания пульсирующего воз­душно-реактивного двигателя, которая у него сформировалась еще в студен­ческие годы. В 1944 его назначают главным конструктором и директором завода. Ему была поручена задача создать крылатую ракету с предложенным им пульси­рующим воздушно-реактивным двигателем. Через год такая ракеты была принята на вооружение Красной Армии.

За период с 1944 по 1954 год на этом заводе было создано несколько типов крылатых ракет со складывающимся крыльями и раскрывающимися в начале полета в воздухе. Были также созданы  другие ракеты, у которых крылья также раскрывались под водой. Это конструктивное решение, впервые им предложенное и осуществленное, стало отличительным фирменным при­знаком всех последующих крылатых челомеевских ракет, которыми вооружен над­водный и подводный флот у нас и поныне.

В 1951 году Челомей защищает докторскую работу не по совокупности констру­кторских работ, как обычно защищаются все главные конструктора.  Он защища­ет физико-математическую диссертацию по решению, с помощью его метода, клас­сической задачи, сформулированной в свое время известным механиком Триффтцем об изгибно-крутильных колебаниях коленчатых валов с учетом переменности моментов инерции кривошипно-шатунных механизмов.

В 1959 году начинается стремительный взлет Челомея. Хотя и вся его преды­дущая деятельность была на достаточно высоком уровне, за что он был щедро от­мечен. К этому времени Королев, открывший дорогу в космос, имел только одну Золотую Звезду, а у Челомея было уже две Золотые Звезды, и несколько Государ­ственных премий.

Всем бросалось явное несоответствие достижений с тем обиль­ным поощрением, которые сыпались на фирму Челомея. У него работал сын Хрущева Сергей, который, будучи еще не таким уж и крупным специалистом, вместе с несколькими действительно специалистами, имели по Золотой Звезде Героев Труда. Ходили байки, что жены Челомея и Хрущева родные сестры. Документаль­ных подтверждению этому нет.

В тот памятный 1960-й год Мясищева освободили от руководства созданного им пятого по счету коллектива и назначили директором ЦАГИ, сняв ни за что, ни про что с должности его директора академика Свищева, видного ученого в об­ласти авиации. Все недоумевали.

Фирма Мясищева считалась одним из сильнейших авиационных конструкторских бюро, имевшим значительные успехи и прекрасный портфель дальнейшего задела. Никто не понимал, зачем нужно было перепрофили­ровать эту фирму на ракетную технику. В ракетной технике уже сложились свои сильные конструкторские коллективы. Признанными ракетчиками были Королев в космической технике, Янгель в ракетах стратегического назначения, а в Миасе Макеев создавал конструкторское бюро по проектированию стратегических ракет для подводного флота. Официально считалось, что изменение тематики мясищевской фирмы необ­ходимо было для усиления работ по ракетной технике.

Фирма созданная Мясищевым на Филях стала филейной частью Челомея. Эта фирма в последствии не раз переходила из рук в руки из-­за своей высокой квалификации, и многие стремились ею завладеть. Виктор за все время работы на фирме, не выходя из-за стола, поменял в трудовой книжке пять предприятий, поскольку каждый раз при смене руководителя изменялось и название формы. Всем тогда стало ясно,   что Челомей,  исполь­зуя свои связи, усилил себя в противовес Королеву и готовился вступить с ним в творческое соревнование, в чем немало и преуспел после смерти Королева.

Челомей посадил на Фили руководителем своего первого заместителя Бугайс­кого, перешедшего к нему в свое время от Ильюшина после того, как он создал там знаменитый первый наш транспортный пассажирский самолет Ил-18, будучи руководителем его разработки. После прихода Бугайского, началась перестройка структуры предприятия, несмо­тря на то, что никакого конкретного задания  фирма не имела. Фирму Мясищева создавали в свое время для решения очень актуального и конкретного за­дания. А когда ее забрал себе Челомей, он не знал чем ее загрузить и искал для нее работу. Перестраивали фирму под создание ракет, но еще не зная и не понимая о какой ракете будет идти речь. С тем, чтобы более ясным было даль­нейшее изложение, остановимся кратко на состоянии у нас ракетной техники на то время.

Фирму Королева организовывали  для создания боевых стратегических ракет с ядерными зарядами, и в то время это была единственная конструкторская орга­низация по ракетной технике, созданная по знаменитому постановлению в 1946 году. Затем  он развил широко работы по разработке ракет различного назначения. Он проектировал малую ракету с небольшим зарядом на жидком и твердом топливе для наземного и подводного базирования. Одновремен­но разрабатывалась большая ракета «семерка» для большого заряда с наземным стартом. Разрабатывались и другие проекты.

В военном институте в Болшево, недалеко от Подлипок, где располагалось КБ Королева, работал патриарх ракетной техники Тихонравов, работавший в свое время еще с Цандером. Он просчитал возможности семерки и понял, что с ее помощью можно будет вывести искусственный спутник. После этого он предложил Королеву начать эти работы параллельно с работами по военному применению семерки. Королев быстро оценил перспективность этой идеи, забрал к себе Тихонравова и развернул работы по созданию спутников.

До успеха с запуском спутника, Королев создал малую ракету на жидком топ­ливе средней дальности. С помощью этой ракеты, при ее запуске впервые была взорвана атомная бомба. До этого их бросали только с самолетов. Эту ракету и семерку по­ставили на боевое дежурство в не заправленном состоянии на открытом старте, который был уязвим при ядерном ударе. К тому времени в США уже заканчивались летные испытание тяжелой ракеты на жидких долго хранящихся топливах в баках ракеты «Титан» шахтного базирования.

Запустив спутник и увидев, что семерка не годится для военного использова­ния, Королев решил полостью сосредоточится на космосе, а военную тематику передать в другие, специально созданные конструкторские организации. К тому время Королев вел обширнейшие разработки по 38 темам боевых ракет различного назначения и различным космическим кораблям и спутникам. Сосредоточившись на космосе, он роздал остальную тематику в различные вновь организованные конструкторские бюро.

В Дне­пропетровске было создано конструкторское бюро по проектированию стратеги­ческих ракет наземного базирования во главе с Янгелем. В Миасе, как уже гово­рилось, создано было КБ Макеева по морским ракетам. В Красноярске было созда­но конструкторское бюро по разработке космических аппаратов военного назна­чения. Лавочкинцы переняли от Королева разработку научных космических аппа­ратов. Семерку начали делать в Самаре и там было создано свое конструкторс­кое бюро по сопровождению ее изготовления, которое в последствии разрабатывало соответствующие ее модификации и стало проектировать различные космические аппара­ты под руководством Козлова.

Руководители всех этих фирм были выходцами из фирмы Королева и переняли от него все эти работы. Таким образом, эта фирма явилась родоначальником создания у нас широкой сети конструкторских органи­заций по разработке ракетной техники. По системам управления ракет, помимо пилюгинской фирмы, появились аналогичные фирмы Соколова  в Харькове и Семи­хатки на Урале. Помимо двигательной фирмы Глушко разработкой двигателей начали заниматься Козберг в Воронеже и Исаев в Подлипках. Наземные пусковые комплексы помимо Барминской фирмы в Москве, начала проектировать фирма Соколова в Ленинграде. Так была создана у нас ракетная отрасль промышленности и в этом состоит главная и неоценимая заслуга Королева в нашем отечественном ракетостроении.

Ведомственная подчиненность у всех вновь созданных фирм была разная. Они находились в различных министерствах, и единого органа управления всеми этими фирмами не было. Только в 1964 году всех их объединили в одном вновь образованном министерстве  общего  машиностроения  во  главе  с  министром Афанасьевым.

При передаче Филей Челомею, ему предстояло конкурировать по боевой тема­тике с Янгелем, а по космической тематике с Королевым, которые стояли твердо на ногах в своем деле. Янгель к тому времени разработал и поставил на боевое дежурство в шахте среднюю ракету. Она находилась на боевом дежурстве в не заправленном состоянии, поскольку тогда имелось топливо сильно коррозионно ак­тивное и баки ракеты быстро корродировали от его воздействия. Заправлялась эта ракеты непосредственно перед пуском. Вполне очевидно, что это ра­кета была не для ответного удара, поскольку она будет уничтожена до того как ее заправят топливом.

Как уже упоминалось, американцы разрабатывали свою большую ракету на неко­ррозионно активных топливах, которые могли длительное время находиться в ба­ках ракеты, и это оружие было более эффективное, чем у нас. К началу работы Филей по ракетной тематике, в США было поставлено на боевое дежурство уже 57 таких  ракет «Титан».  Мы  явно  и  сильно  отставали от американцев.

В Ленинграде в Государственном институте прикладной химии ГИПХ велись ра­боты по созданию твердых топлив для ракет, которые возглавлял сам директор института академик Шпак, и разрабатывались жидкие коррозионно не активные ракетные топлива под руководством Маркова, Сиволодского и Антипенко. У Шпа­ка дела двигались весьма неудачно, и его группа так и не смогла создать эф­фективное твердое топливо, а у жидкостников дела двигались успешно, и такое топливо было создано. На его основе Янгель проектировал  ракету для шахтного базирования. У нас такие ракеты только проектировались, а у американцев уже дежурили 57 штук таких ракет. Этим работам Янгеля предшествовали бурные, первые «ракетные дебаты»  по вопросу выбора ракетного топлива для боевых стратегических ракет

В США большие ракеты «Титан», как отмечалось, были спроектированы на долго хранящихся в баках ракет жидких топливах. Малые ракеты для массового производства проектировались у них на твердом топливе, которого у нас тогда не было достаточно эффективного. Королев спроектировал ракету на имевшемся твердом топливе, но она оказалась неудачной из-за этого. Споры развернулись о том, какое топливо применять для больших боевых ракет. Это были  первые большие «ракетные дебаты», за которыми последуют и другие дебаты, в некоторых из которых придется в свое время принять участие и Виктору непосредственно.

Янгель и ГИПХ в этих дебатах считали, что нужно применять долго хранящееся жидкое топливо, которое было весьма токсичное. Королев считал, что эти ракеты нужно проектировать на кислороде с керосином, которые не токсичны и более энергоемкие. Но жидкий кислород нужно было хранить при очень низких температурах, что требовало колоссальных затрат и создавало массу хлопот при эксплуатации. Он считал, что на этих компонентах можно создать более мощный двигатель, а ракету, при этом, можно будет спроектировать более легкую. Всем было очевидно, что эти преимущества ни в какое сравнение не шли с колоссальными потерями при эксплуатации. Удивительно, что Королев не соглашался с этими вполне очевидными доводами и напрочь перессорился на этой почве с Янгелем и не только с ним одним. Это была первая принципиальная ошибочная техническая позиция Королева, но слава богу,  не поддержанная в этом случае. Вторая его ошибочная техническая позиция проявилась в споре с Глушко и была им все же реализована и очень дорого обошлась государству. Но об этом позже.

Когда Челомей начал заниматься ракетами на Филях, он все-таки выбил поста­новление на проектирование большой ракеты, аналогичной янгелевской и не стремился явно входить в конфронтацию ни с Янгелем, ни с Королевым. Он назвал свою ракету        УР-200 — универсальная ракета и хотел,  чтобы она своей универсальностью отличалась от янгелевской. Янгель не боялся конкуренции Челомея, но  очень потом сожалел об этом.

. Ну, а что же Мясищев? Потрясенному учиненной по отношению к нему в очередной раз несправедливостью, Мясищеву в очередной  раз пришлось входить в новый, причем не производственный, а в научный коллектив, что было не так-то просто. Но Мясищев оставался самим собой и  внес существенную лепту в совершенствование структуры института и приближения тематики его исследований к нуждам авиационных конструкторских бюро.

Он вновь создал несколько специальных лабораторий в ЦАГИ и обеспечил строительство ряда  производственно-лабораторных корпусов. Сам он помимо директорствования, возглавил лабораторию № 10 по перспективным конструкциям. Без проектно-конструкторской работы он никак не мог оставаться.  Вместе с тем, вводимые им изменения  по организации работы института, приближающейся по своей требовательности  к производственному предприятию, вызвали определенное недовольство у некоторой части сотрудников, не особенно любивших порядок на производстве и с сожалением вспоминали свое прежнее вольготное бытье.

В итоге, Мясищев уходит из ЦАГИ. На  своей старой  летно – испытательной базе и филиала производства завода № 23  в городе Жуковском он создает конструкторскую организацию. Но ее называют не конструкторское бюро, а экспериментальный машиностроительный завод. Во главе его ставят не директора, а генерального конструктора, что выглядит явным нонсенсом. Его злопыхатели никак не хотели видеть вновь Мясищева во главе конструкторского бюро. Это был еще один укол Мясищеву его недоброжелателями, которых пруд пруди у талантливых людей.

Замечательным итогом его деятельности в тот период явилось участие в конкурсе  проектов сверхзвуковых стратегических ракетоносцев. В конкурсе помимо него участвовали Туполев и Сухой. Они пошли по пути развития классической схемы сверхзвукового самолета. Мясищев остался верен себе и не пошел по традиционному пути. Он применил в своем проекте  принципиальную новинку в таком классе самолетов — крыло с изменяемой геометрией крыла в полете. Он даже, впервые в дальней авиации на тяжелых боевых самолетах установил санузел и мини кухню. Его проект после длительных обсуждений и споров был признан победителем конкурса. Но в знак благодарности ему наносят последний и самый жестокий удар. Разработку и создание самолета по его проекту поручают не ему, а Туполеву, объясняя тем, что у Мясищева малочисленная конструкторская организация. Так появился современный стратегический сверхзвуковой ракетоносец Ту-160, составляющий ударную силу современной дальней авиации.

Фирму Мясищева сосредотачивают на участии в создании и разработке никому не нужного «Бурана». Мясищев пытается доказать, что нам не следует копировать американцев, а нужно идти своим путем и разрабатывает проект орбитального космического самолета, на основе его прежнего ракетоплана. Но его не слушают и поручают разработку кабины для «Бурана». Будучи дисциплинированным человеком, он блестяще организовывает эту работу и создает первоклассную кабину. Одновременно он предлагает и разрабатывает проект практически нового самолета на базе своего самолета 3М для транспортировки на космодром «Байконур» баков ракеты «Энергия».

 До этого на фирме был создан самый высотный в мире самолет «Геофизика», который так и не нашел применения в этот наш рыночный век. Ныне с его помощью мясищевская фирма разработала проект космического туристического комплекса с использованием этого самолета. На него будет ставиться космоплан, который со спины этого самолета взмоет в космос и, не поднимаясь на орбиту, опустит туриста на землю, дав ему возможность с высоты 400 километров осмотреть землю и ощутить состояние невесомости.  У нас этот проект так и не реализуется, а американцы подхватили его и уже возят таким образом туристов в космос.

Этот проект был разработан уже без  Мясищева. Его силы были  подорваны бесконечными ударами жестокой судьбы и бездушными чиновниками. В 1978 году его не стало. Его похоронили на Новодевичьем кладбище. Так безвременно ушел из жизни генеральный конструктор авиационной промышленности Владимир Михайлович Мясищев, один из видных ученых, которого следует признать самым талантливым авиационным конструктором, которому чиновники и завистники  так и не дали реализоваться в полную силу.

Прочтя эти строки о трудной  судьбе Мясищева, может сложиться тягостное  впечатление, и она является исключительно уникальной. Это далеко не так. Подобные тяжкие судьбы складывались в то время далеко не только у одного Мясищева. Аналогичные судьбы сложились в области авиации у Бериева, Бартини, Болховитинова, Сухого. Правда у последнего все-таки последняя половина жизни прошла на подъеме, и он ушел из жизни в зените славы, оставив свой коллектив занимающимся тематикой, которую он сформировал. А об академике Микулине, на двигателях которого практически летала вся авиация в Отечественную войну, и говорить нечего. Того вообще из авиационной промышленности выгнали. Судьба видного украинского авиационного конструктора Калинина вообще трагична. Он явился единственным из авиационных конструкторов, которого расстреляли в те тяжелые тридцатые годы. Тяжелая судьба к концу жизни сложилась, как видели у видного артиллерийского конструктора Грабина. Видного генетика Вавилова постигла такая же горькая судьба, как и Калинина. Это только небольшая часть того, что стало известно о судьбах многих творческих людей того времени в различных областях деятельности.

 Эти деяния складывались под воздействием системы политической власти царившей тогда в стране. Она создала соответствующую атмосферу террора, и подавления  индивидуальности активно творческих личностей, в которой пышным цветом расцвели у власть предержащих чиновников все те отрицательные качества, которых немало вообще у людей. К руководству на различных уровнях пришла громадная масса людей с низов с недостаточным уровнем образования, интеллигентности и интеллекта, у которых, в наибольшей мере, проявлялись такие человеческие пороки, как карьеризм, зависть, чиноугодничество и сверхвысокая административная амбициозность, в значительной мере проявлявшиеся именно по отношению к одаренным людям. Так было тогда. То, что творится сейчас при капитализации нашего общества, не идет ни в какое сравнение с прошлым. Преступления власти, содеянные ею за последние двадцать лет в нашей стране и ее издевательства над нашим народом, несоизмеримо превосходят все то, что было ранее. Об этом еще поговорим в конце нашего повествования

В ОТДЕЛ МАТЕРИАЛОВЕДЕНИЯ

С приходом Бугайского на Фили, на предприятии началась кардинальная перестройка структуры. Мощное конструкторское бюро, с сильным опытным производством и громадной экспериментальной базой, досталось другим получившим все это без забот и хлопот. Весьма важное отличие мясищевской фирмы состояло в создании уникальной на то время экспериментальной базы, подобно которой не было ни в одном нашем самолетном конструкторское бюро.

При реорганизации мясищевского КБ перестройке подверглись все структурные подразделения предприятия. Конст­рукторские подразделения удалось сохранить полностью, изменив их тематичес­кую направленность Зато весьма существенной перестройке подверглось опытное производство. Это объясняется принципиальным отличием конструкции ракет и самолетов. Кар­кас самолета представляет собой клепанную конструкцию, собираемую из раз­личных листовых и механически изготовленных деталей. Поэтому, в основе про­изводства их находятся клепально-сборочные работы со своим оборудованием, оснасткой и приспособлениями.

В основе конструкции ракет лежат герметичные цилиндрически баки для топ­лива, составляющего основную массу ракеты. Для примера следует сказать, что мощные ракетные двигатели сжигают в секунду до полторы тонны топлива, а ле­тит она несколько минут. Поэтому ракета на жидких топливах это громадная ци­стерна, снабженная двигателями и бесчисленным количеством различных систем. Изготавливать герметичные баки можно было, конечно, только путем сварки из алюминиевых сплавов. Вот и нужно было переоснащать производство из клепаль­ного на сварочное.

Другое важное изменение в самолетном производстве, которое внесла ракетная техника, коснулось чистоты производства. Самолет­ное производство мало, чем отличалось от общемашиностроительного произ­водства. Ракетную технику, с самого начала ее становления, начали изготав­ливать в производстве, где была обеспечена стерильная чистота в цехах со специальным покрытием стен и полов, исключающих оседание и концентрацию пыли и поддающейся легкой влажной уборке. Настоящее ракетное производство на Филях развернулось, практически, с короле­вской фирмы. Ее создали в Подлипках, ныне город Королев, на базе артилле­рийского завода на котором располагалось знаменитое артиллерийское конст­рукторское бюро Грабина, сыгравшее значительную роль в разработке артиллерийских систем, внесшее большой вклад в артиллерийское вооружение в период Оте­чественной войны. Это конструкторское бюро затем влилось в фирму Королева, а сам Грабин ушел из промышленности и профессорствовал на технологической кафедре МВТУ, которую возглавлял Саксельцев. Так, что ракетная техника в ли­це Челомея не первого Мясищева лишила возможности творческой деятельности. Первым был виднейший конструктор вооружения Грабин, которого Королев удалил от творческой деятельности.

Петр Первый ввел на артиллерийских заводах стро­гую проверку представителями военных качества изготовления пушек и пищалей. Вводя этот контроль, Петр жестко требовал, чтобы «каждая пушка и пищаль по многу раз проверялась пальбой, а мастер, допустивший брак, нещадно батогами быть должен наказан.» Участие военных в производстве стало непреложным при  из­готовлении вооружения.

Расширенное участие военных было воспринято и ракетным производст­вом, выросшем в Подлипках из артиллерийского. Это весьма существенно сказалось как на характере самого производства, так на взаимоотношениях с военными заказчи­ками. В ракетной технике военные стали активнейшими участниками ее разра­ботки и изготовления. Их наличие во мно­гом помогало избежать некоторых, а иногда и весьма существенных, ошибок при создании ракетной техники. Забегая дале­ко вперед, но чтобы завершить тему о роли военных заказчиков, следует упомя­нуть, что их роль высоко оценивали и американцы.

Когда фирма Виктора созда­вала американцам за их деньги первый структурно образующий блок междунаро­дной космической станции, то американцы попросили, чтобы все работы по его созданию контролировали военпреды, находящиеся на этом предприятии и допол­нительно за это платили. Вот так-то! Американцы хорошо знали нашу систе­му производства.

Следует отметить, что не толькон ракетное производство повлияло на само­летное производство, а и оно само повлияло на ракетное производство, обогатив его плазово-шаблонногым методом, являющимся основой авиационно­го производства. Поэтому  на Филях произошло слияние двух видов производств, не имевших аналогов на других ракетных заводах, например, в Подлипках.

Влияние авиации сказалось не только в производстве, но и в конструировании самих ракет. Приход в ракетную технику авиационных конструкторов значительно повысил техническую культуру проектирования элементов ракет. Конструкция ракет, создававшихся на Филях, стала по самолетному ажурной и легкой.

Уже отмечалось, что на предприятии была мощная испытательная база. Она также подверглась существенному изменению. В основном это было тематичес­кое изменение направленности работ. Но было так же создано и ряд новых под­разделений. В создании одного из таких новых подразделений пришлось принять участие и Виктору.

Руководство предприятия, ознакомившись с организацией работ на ракетных фирмах и, особенно у Королева, увидело, что на  них существуют мощные мате­риаловедческо-технологические подразделения. Понимая, что и им придется решать немало таких же задач при переходе на ракетную технику, они решили обра­зовать и у себя такую службу, в виде отдела, возглавить который поручили Виктору, зная  о его недюженных познанияих в матеиаловедческитх вопросах.

В авиации материаловедческие задачи решает целый институт ВИАМ, а технологические вопросы решает НИАТ — институт авиационной технологии. При зарож­дении ракетной техники в 1946 году таких институтов в системе ракетной те­хники не было создано. Считалось, что имеющиеся различные институты в соответствующих отраслях смогут обеспечить решение материаловедческо-техноло­гических задач, которые будут возникать перед ракетчиками. На тот период это, может, было и правильно, поскольку вначале нужно было решать конструкторские задачи. Королев все же организовал у себя такую службу во главе с Северо­вым. Она, очевидно, была организована на амбициозной почве, что бы не завесить ни от кого-либо.

Почти одновременно материаловедческую службу у себя организовал головной институт по ракетной технике НИИ-88 во главе с Конради. Эти две службы вскоре встали в противостояние между собой. Благодаря очень покладистому характеру Конради, эти отношения не принимали резко конфликт­ного характера. Но когда королевцы запустили свой первый спутник, у многих руководителей этой фирмы на различных уровнях, в их поведении появилась немалая амбициоз­ность, очевидно, под определенным воздействием самого Королева. Это много вносило неприятных моментов при взаимодействии с ними специалистов из дру­гих фирм.

.Основной задачей создаваемого отдела в Филях формулировалась в необходимости создания материалов, работающих при температурах вплоть до 3000 градусов. Изделий, работающих при этих температурах, на Филях как будто не собирались создавать, и эта ориентация была для него не очень понятной. Он думал, что все же тема ракетоплана вновь возобновится, и горячо взялся за это дело.

В этот отдел перевели лабораторию неметаллов, центральные завод­ские лаборатории отдела главного металлурга в составе химической, спект­ральной, металлографической, коррозионной и лаборатории механических испы­таний образцов сплавов. Из отдела главного технолога перевели лабораторию сварки, а из производства передали цех неметаллов. Таким образом образо­вался солидный материаловедческо-технологический комплекс, который назва­ли отделом, но его численность составила более 150 человек. Он был по сути таким же, как и комплекс Северова на фирме Королева. Главный инженер Стопачинский, которому подчинили отдел,  именно таким и хотел его видеть.

Сотрудники отдела принимали активное участие в раз­работке ракеты УР-200, согласовывая и подписывая чертежи во всех конструк­торских отделах в качестве специалистов по металлам, неметаллам, коррозион­ной защите, маслам, смазкам и по всем другим материалам из которых делается ракета вплоть до ниток и тканей. Всем этим приходилось заниматься в отделе. Но главная задача, как говорилось выше, состояла в подготовке к разработ­ке высокотемпературных материалов.

Виктор был знаком с состоянием этого во­проса в различных институтах и видел, куда движется дело у них. У всех был главный тормоз, состоящий в отсутствии необходимых испытательных стендов для проверки стойкости материалов при сверхвысоких температурах. Для уноси­мой теплозащиты головных частей ракет существовали сверхзвуковые трубы для испытания столбиков диаметром до десяти миллиметров, изготавливаемых из ис­пытываемых материалов. Применительно к неуносимой тепло­защите необходимо непосредственное воздействие сверхвысокх теплопотоков, ­при которых эти материалы подвергаются воздействию в полете. Королевцы испытывали свои материалы, выдерживая их  над ванной расплавленного металла. Это были примитивные испытания. Нужны были принципиально но­вые стенды.

Виктор сам разработал технические задания на создание таких стендов. Было запланировано создание двух стендов с температурами в рабочей зоне до 3000 градусов. Первая установка представляла собой  прожекторный стенд. Он предназначался для испытания образцов материалов под воздействием лучис­того потока, направляемого зеркалами на образец от источника света. Исто­чником света является вольтова дуга, а зеркальный отражатель набирается из множества зеркал, называемых фасетками.. Образец помещается в проз­рачный герметичный объем, в котором можно будет создавать нужную газовую среду. Это планировалось для того, чтобы можно было  испытывать теплоза­щиту в той газовой среде, которая будет на той планете, на которую будет опускаться наш космический корабль. Вот так далеко тогда задумывали.

.Второй стенд в основе своего теплового воздействия содержал кислородо-ацетиленовую горелку, которая воспроизводила не только тепловое воздействие на образец, но и небольшое эрозионное воздействие за счет истекаемой струи пламени. Такой стенд спроек­тировали и изготовили собственными силами на предприятии и установили в от­деле.  Его быстро освоили и запустили в эксплуатацию. Конкретного из­делия на предприятии не было, чтобы под него испытывать конкретные материалы. Поэтому ин­ституты с охотой испытывали на нем свои материалы, и в отделе накапливался значительные сведения по материалам для будущих разработок. Это был первый на предприятии действующий стенд по новой тематике и на его работу прихо­дило смотреть все высшее руководство, что существенно подняло авторитет Виктора, как молодого начинающего руководителя такого важного и большого отдела.

В производственном плане отделу пришлось много поработать над технологией изготовления ламельных устройств для очень важного прибора, который назы­вался регулятором кажущихся скоростей. Его задача состояла в распределении команд от системы управления на двигатели для того, чтобы каждый из них быстро изменял направление своей тяги с тем, чтобы поддерживать ракету в устойчивом положении. Это был как бы трамблер в системе зажигания на авто­мобиле с той разницей, что ламельное устройство должно было одновременно подавать несколько команд на каждый из двигателей. Поэтому его конструкция представляла собой несколько полукольцевых пластин запрессовываемых в пласт­массу.

Запрессовка уплотнений в клапаны в больших количествах поставила отдел в производственную цепочку, и влияла на выполнение планов агрегатных цехов, куда от него поступали заготовки с запрессованными уплотнениями. Отделу стали устанавливать сроки их поставки, а  сроки на про­ектирование и изготовление штампов для запрессовки уплотнений не устанавливались.

Дело приняло скандальный оборот, и Бугайский организовал его рассмот­рение у себя. На нем Виктор очень резко выступил и обвинил производство  в том, что у него творится плановый хаос. Бугайский поддержал его, а Стопачинский очень недобро тогда посмотрел на Виктора, который, придя от конструкторов, начал выметать сор из производственной избы. Это потом ему очень дорого обошлось.

Третьей очень важной работой, выполненной тогда отделом, была связана с самолетом М50 который мог еще летать. Вот тогда и решили показать его впервые публике на параде в Тушинино Стало известно, что это будет его последний полет, и к нему стали очень тщательно готовиться. На летной базе самолет начали гонять по аэродрому с экстренным торможением. В результате в гидросистеме ша­сси лопнула трубка. Возникло опасение, что трубопроводы гидросистемы имеют какой-то органический дефект и они ненадежны. Встал вопрос о возможности вы­лета на парад, что вызвало крайнее недовольство у высшего руководства.

Нодельман, отвечавший за подготовку самолета к параду, привлек Виктора к выяснению причины поломки трубки. Тщательно изучив характер излома, специалисты отдела выдали заключение о том,  что излом наступил в результате избыточного давления в трубке, произошедшего из-за гидроудара при экстренном торможении самолета на рулежке. Конструктивного или технологического дефекта в трубопроводе не наблюдается.

 Трубку заменили, и самолет принял участие в параде. Его пролет на низкой высоте, в сопровожде­нии двух истребителей с такими же  треугольными крыльями, произвел фурор среди авиационных специалистов. Мир еще не видел такого большого самолета с треу­гольным крылом. Эти три самолета сделали крутую горку над аэродромом и на большой скорости унеслись в небо. Изумленные люди с восторгом наблюдали, как такая громадина взмыла в воздух и унеслась. Но уже ничто не могло  предотвратить горькую судьбу этой машины. После этого полета самолет перелетел в Монино и там остался на веч­ной стоянке, пополнив собой еще одну нереализованную мечту нашей авиации.

Такая же горькая судьба вскоре постигла и отдел Виктора. Прошло более года со дня его образования. Отдел сложился и начал эффективно работать.  В это время главный технолог и главный металлург выступили с категоричными и резкими  требованием, что­бы им вернули их лаборатории, поскольку без них они не могут больше выпол­нять свои задачи. Бугайский посоветовал Виктору отдать эти ла­боратории, а самому сосредоточиться на неметаллических материалах, оставив себе лабораторию и цех неметаллов, поскольку вскоре возникнут очень важные задачи в этих делах. Это будет чисто отдел неметаллических материалов. Вик­тор так и поступил.

На базе цеха неметаллов он образовал две лаборатории и одновременно продолжал выполнять заказы для производства по его основной тематике в части поставок неметаллических деталей для основного производства.. Прожекторный стенд, который был все же поставлен предприятию, в итоге продали, а ацетиленовый стенд демонтировали, поскольку тематики под них так и не появилось. Вскоре последовало новое задание, о котором говорил Бугайский.

Это задание последовало не от их производства и не от филевских конструк­торов. Задание пришло из основной челомеевской фирмы в Реутово. Оказывается, не только Мясищев с Королевым занимались созданием ракетоплана для возвращения с орбиты на аэродинамическом качестве. Этим же занимался и Челомей в Реутово еще до поглощения им Филей. Там был создан аппарат оригинальнейшей конструкции. Оказалось, что Челомей никому ничего не говоря, значительно обогнал Мясищева в деле создания такого аппарата.

Этот аппарат был беспилотный, что и позволило Челомею выйти вперед по сравнению с Мясищевым, который разрабатывал аппарат с космонавтом на борту. По сути, у Челомея это была полномасштабная модель спускаемо­го аппарата. Она была изготовлена в Реутово на основной фирме Челомея, но там не могли нанести теплозащиту. Вот ее нанесение и поручили Виктору во вновь созданном отделе неметаллов.

Теплозащиту нужно было наносить на фюзеляж и на тормозные щитки. На фюзе­ляже была впервые применена напыляемая теплозащита, разработанная в ВИАМ в лаборатории Чеботарева. Ее нужно было приготовить заранее, смешивая несколь­ко полимерных компонентов, потом нанести ее на фюзеляж путем распыления специальным распылительным пистолетом, а затем произвести ее полимеризацию при температурах порядка 160 градусов.

Средняя толщина теплозащиты на фюзеляже составляла порядка десяти миллиметров в зави­симости от ее месторасположения. Наносить ее нужно было слоями, каждый толщи­ной полтора-два миллиметра с утверждением каждого слоя. Когда достигли тол­щины порядка пяти-шести миллиметров, на теплозащите появились трещины, рас­полагавшиеся через равные промежутки по длине фюзеляжа. Поднялась легкая паника, и у Челомея было созвано экстренное совещание по рассмотрению сло­жившейся ситуации. На этом совещании Виктор и познакомился с Челомеем.

До этого совещания Виктор предположил, что трещины идут в зонах располо­жения шпангоутов. Когда он ознакомился с конструкцией этих шпангоутов, то окончательно убедился, что именно их конструкция является причиной появления трещин. Их пояса были выполнены гнутыми из листа, и не имели достаточной жесткости. При закреплении фюзеляжа в стенде за две крайние точки у него появлялся прогиб под собственным весом, лапки шпангоутов отгибались, и жест­кая толстая теплозащита в этих местах начинала трещать. Челомею понрави­лась изложенная версия, и он обеспокоено спросил:

— Что же теперь делать?

Виктор предложил срезать полоски теплозащиты в зоне шпангоутов и усилить их снаружи путем наварки пластин. Это решение было принято. После этого ремонта восстановили теплозащиту в зоне шпангоутов, и даль­нейшее напыление прошло без каких - либо осложнений.

Не меньше хлопот было и с нанесением теплозащиты на тормозные щитки. На них было применена новая теплозащита, разработанная Белевичем в отделении Конради в НИИ-88. Она была разработана для головных частей в замен приме­нявшейся асбестопластиковой теплозащиты на фенольной смоле. Новая теплоза­щита была создана на основе кремнеземной ткани с пропиткой фенольно-эпокси­дной смолой и имела более высокие показатели. В итоге, нанесение и этой теплоза­щиты было освоено.

Этот аппарат был запущен к съезду и успешно вернулся на Землю, осуществив, таким образом, впервые в мире спуск с орбиты на аэродинамическом качестве, о чем в литературе и поныне никак не отмечается этот факт, весьма знаменатель­ный для космонавтики. Теплозащита, изготовленная и нанесенная на аппарат в отделе Виктора, сработала нормально, и аппарат достиг Земли, не разрушившись.

О поощрении отдела не было и речи у начальства, в связи, с чем Виктор вышел сам к Бугайскому с просьбой о премировании работников отдела, выполнивших эту работу. На его вопрос:

— А сколько бы вы хотели, Виктор по простоте душевной больше тридцати процентов к окладу не решился запросить.

Потом он узнал, что сам Бугайский и Стопачинский, не имевшие никакого отношения к выполнению этой работы, получили по два своих оклада, и  их сумма премии значительно превысила сумму премии всего отдела. Такое отношение к людям удивило Вик­тора и он, посокрушавшись немного, потом стал привыкать к подобной недобропорядочности своих начальников. Но это были только ягодки, а  цветочки  в этом отношении был еще впереди. С этим ему придется столкнуться еще не раз и не с такими, безобидными на первый взгляд.

КОРПУС ГОЛОВНОЙ ЧАСТИ

ИЗ НЕМЕТАЛЛОВ ДЛЯ РАКЕТЫ

Посещая различные материаловедческие институты, Виктор узнал, что в ВИАМЕ Сакаллы, Аврасин и Киселев, а у Конради Белевич, Тюкаев и Ашмарина ведут разработку материала и технологии изготовления крупногабаритных из­делий из стеклопластика. В ВИАМЕ разрабатывалась технология сухой выкладки в соответствующие формы нужного изделия с последующей пропиткой под давлени­ем связующим, уложенного наполнителя в форму. Эта технология была экологически чистая, поскольку токсичное связующее находилось в закрытой форме, и рабо­чие не имели с ним контакта.

Белевич разрабатывал технологию мокрой выкладки, при которой наполнитель заранее пропитывался связующим, подсушивался и затем укладывался на форме, имеющей контуры изготавливаемого изделия с последующим вакуумным утверждением или утверждением в автоклаве. Эта технология была менее экологичная, но зато требовала меньшего технологического оснащения в виде закрытой фор­мы по сравнению с сухой выкладкой.

Проводившиеся эти работы в лаборатор­ных условиях, показали Виктору необходимость перенесения их в производственные условия применительно к какому-либо конкретному изделию. В это время полным ходом шло проектирование ракеты УР-200 с боевой головной частью. Он увидел, что корпус головной части в наибольшей мере подходит к изго­товлению его из стеклопластика. С этим предложением он вышел к руководству и получил полную поддержку.

Для проектирования головных частей создали специальный конструкторский сверх закрытый отдел. Во главе его был поставлен старый мясищевский воору­женец Волков, сын которого погибнет, будучи космонавтом. Заместителем на­чальника отдела стал Маркман, зять одного видного авиационного деятеля. На­чальником бригады назначили Нестровского, старого приятеля Виктора по инс­титуту. Они проектировали корпус по традиционной схеме из металлических сп­лавов. Ознакомившись с работами институтов по стеклопластиковым материалам, они также стали горячими сторонниками этой идеи. В мировой практике таких корпу­сов еще никто не делал.

Ведущим конструктором по неметаллическому корпусу назначили Юрьева, быв­шего однокашника Виктора по институту. Он разработал конструкцию такого корпуса и определил его основные характеристики с помощью специалистов инс­титутов. Не без дискуссий, Виктор убедил всех  и, в итоге, была принята технология мокрой выкладки Белевича, несмотря на ее более высокую токсичность. Зато оснащение производства для такой технологии было несравненно проще и это сыграло свою роль. После того, как определились по техническим вопросам такого корпуса, нужно было согласовать все это с раз­работчиками атомного заряда и получить от них добро на корпус из стекло­пластика для размещения в нем атомного заряда. Нужно было ехать в атомный центр, где разрабатывался заряд.

Это была первая поездка ракетчиков с Филей в атомный центр, и оформление допуска длилось довольно долго. Поехали Маркман, Нестеровский  и Виктор. Разработчиками заряда являлся НИИ на Урале,  который  создавался  вначале  как  фи­лиал знаменитого Арзамаса-16, а потом стал самостоятельной фирмой, а город  стал называться Снежнинском.

Их при­нимал некто Романов. Они не знали, кто это такой. Значительно позже Виктор узнал, что это был один из четырех основных создателей водородной бомбы. Ознакомившись с техническими параметрами стеклопластикового корпуса, он восхитил­ся ими и заявил, что такой корпус позволит решить одну из очень важных тех­нических проблем, возникших перед ними, разработчиками заряда. Он также стал горячим поклонником неметаллического корпуса головной части, но зая­вил, что для такой важности задачи нужно подготовить и выпустить решение Военно-промышленной комиссии Совета министров.

С подготовленным предложением Виктор и Маркман направились в Кремль в эту комиссию, которую все называли просто ВПК. Эта комиссия ведала вопросами вооружения армии всеми видами оружия, начиная от выдачи технического за­дания на его разработку и до серийных поставок. Возглавлял ВПК заместитель председателя Совета министров Смирнов, выходец из Днепропетровска, где он до этого возглавлял ракетный завод, изготавливавший ракеты Янгеля.

В ракетном отделе с интересом встретили это предложение и заявили, что если вы решите проблему создания корпуса головной части из неметаллов, то вас озолотят. Это сильно воодушевило их,  особенно Маркмана. В ВПК они сходили пообедать в кремлевскую столовую, размещавшуюся в цоколе и оборудованной по последнему слову техники, как на кухне, так и в обеденных залах. Обеды были на соответствующем уровне с большим разнообразием блюд, прекрасным их приготовлением и не очень дорогие, не на много дороже, чем в их столовой.

Разработанный в чертежах корпус представлял собой составную оболочку из трех кону­сов. Высота корпуса в сборе была порядка трех метров с оребрением изнутри и толстым шпангоутом посредине, на котором крепился ядерный заряд. Весь корпус изготавливался из стекло­пластика, выкладываемого на специальной оправке и приматываемой послойно стеклонитью.

Для того, что бы снять изделие с оправки, ее нужно было делать разъемной и вынимать ее из изделия по частям из-за того, что оболочка имела внутри множество ребер, подкрепляющих тонкую обшивку порядка трех — восьми мил­лиметров в разных местах. Боковая поверхность кор­пуса покрывалась теплозащитой. После проведенной ранее в отделе освоения кремнеземной теплозащиты она была применена, на этой головной части вместо ранее применявшейся асбестопластиковой теплозащиты на других головных частях. Из приведенного краткого описания конструкции корпуса видно, что это была принципиально новая головная часть по ее конструкции, примененным материалам и технологии изготовления. Предстояла грандиозная работа по ее созданию.

Перед началом работ по головной части Стапчинский вдруг предложил Виктору взять себе в качест­ве своего заместителя некоего Руденко, который никогда неметаллами не зани­мался, а специализировался по испытаниям агрегатов топливной системы. Стопачинский настаивал, чтобы он в  должности заместителя начальника отдела возглавил работы по созданию корпуса головной части. Виктор категорически отказался от его заместительства, а тем более от предоставления ему руководства работ по корпусу, в котором он ничего не понимал. Такую важную работу он не может поручить незнакомому че­ловеку к тому же не специалисту в этой области. На некоторое время он прекратил эти разговоры, но потом вновь уже в катего­рической форме  потребовал принятия Руденко на должность заместителя — или ищите себе другое место работы. Виктор всего мог ожидать, но не такого оборота хода дела.   Виктор спокойно воспринял этот ультиматум и зая­вил, что он подумает и даст ответ через три дня. Для себя он решил, что уходить ему нет никакого резона и отказываться от такой интересной работы нет никакого смысла. Но и с настойчивым желанием внедрить к нему Руденко также нужно считаться. Он предположил, что это его человек и он нужен Стопачинскому в отделе для того, чтобы он следил за Виктором и докладывал обо всем ему..

Виктор доложил Стопачинскому, что может взять Реденко в отдел, но не на должность заместите­ля, а на должность начальника лаборатории резиновых и уплотнительных мате­риалов, которую он предлагает организовать. Для создания корпуса, он пред­лагает организовать свою лаборатория и назначить ее начальником  одного из конструкторов, который также как и Виктор был бы знаком с неметаллами и которому он может полностью доверять. Стопачинский тут же без раздумий с ра­достью согласился на это предложение Виктора, который теперь окончательно убедился в крайнем желании внедрения к нему Руденко на любую должность.

 Со временем, порабо­тав с ним, Виктор увидел, что это грамотный человек в технике, быстро ос­ваивается с новом делом и обладает неплохими человеческими качествами. Че­рез пол года, он сам уже предложил назначить Руденко своим замом, посколь­ку он так увяз в работах по корпусу, что вобще отдельческими делами ему было некогда заниматься, и Руденко в большинстве их взял на себя. Так раз­решился этот личностно амбициозный конфликт, имевший затем свое продолже­ние, когда корпус был уже создан.

Начальником лаборатории стеклопластиков, где должны были вестись работы по корпусу, Виктор назначил Каганова, а главным химиком при нем определил Рожкова. Теплозащитой занималась Иваненко, намоточным и распылительным оборудованием занимались Кишнев и Куников, который перешел в отдел из прое­ктного отдела, чтобы заниматься конкретными делами, а не рисованием карти­нок, как он считал. Он был сыном знаменитого героя войны на Малой земле Цезаря Куникова.

При создании корпуса из неметаллов нужно было решить три основные задачи. Первая состояла в необходимости получения  сведений о свойствах материала, получа­емого в изделии при его изготовлении. При использовании слоистых неметаллических материалов проектирование изделия из них начинается с проектирования самого материала в составе изделия. При этом, нужно подтвердить технологией изготовления изделия, что заложенные расчет­ные свойства материала действительно получены в данном изделии. Решение этого принципиального вопроса никак не было мето­дологически при начале всех работ по корпусу. Предстояло его решать в пер­вую очередь, ибо, если ждать изготовления всего изделия и узнавать, что полу­чилось из этого при его испытании, можно потерять много времени и немало далеко не дешевых неметаллических материалов. Методологически эта задача Виктором была решена путем изготовления и испытания кон­структивно подобных моделей, охватывающих все типовые элементы корпуса Эта методология войдет составной частью в его будущую кандидатскую диссертацию.

Вторая задача состояла в выборе типа оборудования для подготовки и смеше­ния связующего, пропитки и подготовки стеклоткани, а также  самого намоточного станка для выкладки и намотки корпуса. Никакого промышленного оборудования по этим во­просам к тому времени не существовало. Пришлось самим разрабатывать техни­ческие задания на разработку и изготовление этого оборудования, которое бы­ло. К этому же вопросу примыкает и задача создания самой оправки, на которой будет выкладываться корпус и приматываться стеклонитью. Сложность в ее создании состоя­ла в том, что она должна была быть разборной, и после изготовления корпуса ее не­обходимо будет разбирать и извлекать из корпуса. Виктору поручил Кишневу и Куникову разработать технологию создания вымываемой гипсовой оправки, что бы ее после намотки вымыть из корпуса.  Этот резервный путь оказался спасительным для изготов­ления первых изделий для статических и первых летных испытаний корпуса. Ре­шить полностью задачу вымывания оправки из изготовленного корпуса все же  не успели и ее разрушали механически. Затем, когда создавались твердотопливные ракеты, корпуса которых изготавливались намоткой из органоволокна, оправки делали не гипсовыми, а песчаными, смоченными соответствующими растворами, и там уже смогли решить задачу ее вымывания.

Третья задача состояла в отработке режимов изготовлении натурного корпу­са, с тем, чтобы изготовив его  и испытав, подтвердить получение требуемых его прочностных параметров, а) потом уже передать его изготовление на соседний се­рийный завод. Это был венец всей работы, и до него нужно было дойти.

После того, как было принято окончательное решение о разработке корпуса из стеклопластиков, по указанию министерства в отдел Виктора были направле­ны группы специалистов из ВИАМ, НИИ-88 и НИАТ для совместной пре­дстоящей работы единой комплексной бригадой материаловедов и технологов. Было принято решение, что все они временно переводятся в состав отдела Виктора и ставятся в нем на табельный учет. Это была солидная помощь и подкрепление. Между всеми сотрудниками сложились хорошие, дружеские отношения и все дей­ствительно работали как единый коллектив. Руководство из институтов мало вникало в работу отдела, очевидно, получая достаточную информацию от своих сотрудников, и там не были особенно обеспокоены состоянием дел по решению этой важной задачи.

Первые неприятности начали появляться при отработке на моделях. Модель грузового шпангоута должна была выдержать при испытаниях осевую силу 160 тонн. Первая модель выдержала всего 6 тонн. У руководства и конструкторов поднялась легкая паника и конструктора начали быстренько разрабатывать тра­диционную конструкцию корпуса из металлических сплавов. Виктор, разобрав­шись в причинах появления первого блина комом, встал за намоточный станок и сам в течение двух смен непрерывно выкладывал и мотал модель сам. Она выдержала сразу же 116 тонн, а со временем довели ее прочность и до требуемых вели­чин.

Последовательно были отработаны режимы изготовления других элементов корпуса, по которым был составлен режим изготовления всего корпуса. В процес­се этих исследований были изготовлены десятки моделей диаметром до 660 мил­лиметров. При этом были отработаны не только режимы отверждения отсеков резко переменой толщины, но и определены оптимальные схемы выкладки наполнителя.

При отработке совместного отверждения корпуса с намотанной на него теплозащитыой из кремнеземной ткани, выявили одно интересное физическое явление. При совместном их отверждении, при температуре 160—180 градусов, в месте их стыка, началось расслоение из-за разности линейных удлинений стеклянной и кремнеземной ткани. Проведя исследования установили, что при предварительной термообработке кремнеземной ткани при 400 градусах, ее удлинение выравнивается со стеклянной и растрески­вание прекратилось. Тогда это явление они приписали тому, что при этих тем­пературах удаляется гигроскопическая влага, адсорбировавшаяся в микропорах кремнеземного волокна. Потом оказалось, что они  были недалеки от истины. Спустя много времени после этого, ака­демик Дерягин открыл наличие сверхтяжелой воды, которая образуется в микро­порах именно кремнеземных волокон. Он установил, что эта вода имеет удель­ный вес 1,4 грамма в одном кубическом сантиметре и закипает при температуре тех же 400 градусов.

По отработанной технологии были изготовлены несколько штатных корпусов для различных видов испытаний, которые показали полную работоспособность впервые созданного корпуса головной части из стеклопластиков. Затем этот ко­рпус прошел летные испытания в составе ракеты УР-200 и таким образом была решена задача, за которую обещали в Кремле озолотить ее разработчиков, что и было сделано.

За  разработку корпуса головной части из неметаллов была присуждена Государственная премия. Это была пер­вая Государственная премия на предприятии в новой ракетной области. Кроме этого, двоим сотрудникам присвоили ученые кандидатские степени без защиты диссертаций. Ни там, ни там Виктора не оказалось. Премии и ученые степени получили Маркман и рефе­рент Челомея на Филях Егоров. Когда «вспомнили, что забыли» конструктора Юрьева, разработавшего корпус и Виктора, разработавшего технологию его изгото­вления, то им двоим выхлопотали по Бронзовой медали ВДНХ, документы на ко­торую Виктор сам и оформлял, бегая по высоким инстанциям. Так, что и ра­боту делал сам и «награду» сам себе оформлял. Так ценился творческий труд. В данном случае полностью реализовалась ситуация «награждения непричаст­ных и наказания исполнителей». Это был второй случай, когда у Виктора уворовали не только идею, но и награду за ее реализацию. Вскоре его накажут уже по настоящему.

После успешного завершения работ по корпусу головной части на Филях, корпуса головных частей стали делать неметаллическими для всех головных частей. Стопачинский вскоре заметил Виктору, что Руденко оказался слабым заместителем, хотя Виктор этого и не считал. Он посоветовал ему подыскать со стороны толкового специалиста на эту должность. К тому време­ни Виктор приобрел известность и неплохую репутацию в разных учреждениях и министерстве. Он предложил перейти к нему начальника отдела неметаллов конструкторского бюро Ильюшина, где разворот исследований по неметаллам этого человека  не удовлетворял и он согласился на должность заместителя к нему. Когда он уволился и пришел на предприятие, Виктор привел представить нового сотрудника Стопачинскому, который тут же начал излагать свое видение, как нужно кар­динально перестроить структуру отдела, о чем он ни разу до этого не гово­рил Виктору. Кроме того, он ни разу не слышал каких либо замечаний в свой адрес и о работе отдела. Это предложение о перестройке структуры отдела явились для Виктора пока только вспышкой молнии, а вот гром прогремел тогда,  когда Стопачинский предложил этому человеку, абсолютно не зная его, занять должность начальника вновь перестроенного отдела, а Виктор бу­дет у него заместителем.

Такого оборота никто из них двоих не ожидал,  и они в недоумении стали смотреть друг на друга. Установилась тягостная пауза. Первым прервал ее Виктор, заявив, что он больше работать со Стопачинским не будет из-за такого проявленного коварства и обо всем доложит Бугайскому. Приведенный не состоявшийся заместитель одновременно заявил, что и он ни в ка­кой должности не будут работать на этом предприятии, где так безобразно по­ступают с руководителями. Они поднялись и вышли. Виктор к Бугайскому, а его гость за ворота. Он вернулся на свое прежнее место работы, рассказав, как поступают на Филях с начальниками отделов после прекрасно сделанной работы.

Бугайский молча выслушал Виктора и только промолвил:

— Он таки не унима­ется.

Эта фраза ничего не могла объяснить Виктору. Но потом, позже он узнал, что Сто­пачинский развернул борьбу с Бугайским за место начальника филиала, которое занимал Бугайский. Со временем, на очередном партхозактиве выступила одна дама и вылила такой ушат грязи на Стопачинского, что с ним случился после этого сердечный приступ. Он слег в больницу и после этого больше на предпри­ятие не вернулся. Так бесславно закончилась для него развязанная « война титанов», невинной жертвой и разменной монетой, в которой стал несправедливо пострадавший Виктор.

В разговоре с Виктором, Бугайский сказал, чтобы он уходил из отдела. Работа отдела уже не интересовала ни одного из них. Стопачинскому уход Вик­тора нужен был для того, чтобы присвоить все его работы и по ним защитить диссертацию. А Бугайскому нужен был для того, чтобы обвинить Стопачинского в развале такого важного отдела, что собственно и прозвучало на том парт­активе.

.Эту ситуацию разрядил Бугайский, сообщив ему, что вскоре будет создаваться новый отдел по очень важной тематике, еще более важной, чем создание неметаллического кор­пуса. Этот отдел поручат создавать ему, а пока ему можно перейти ведущим конструктором в конструкторский отдел головных частей и переждать там.

Когда он уходил из отдела никто в организации не мог ни понять, ни оп­равдать необходимость такого шага. Все знали, что это делается не по жела­нию Виктора, и недоумевали. Особо упадническое настроение было у сотрудников отдела и специалистов, которые работали в отделе из других институтов. Все ожидали дальнейшего развития начатых работ в отделе, и вдруг главный их за­коперщик покидает отдел на полном, так сказать, скаку. Никто не понимал, что будет дальше с работами в отделе по этой тематике.

После ухода Виктора из отдела неметаллов, он решил изучить на образцах возможность дополнительной герметизации разъемных соединений топливных трактов. Орн понимал, что это нужно будет при разработке нового задания, которое ожидается, о котором говорил Бугайский. Используя свои старые уважительные к нему отношения в отделе неметаллов, он с его специалистами провели большой объем эксперимен­тальных работ и установили, что все разъемные соединения через некоторое время начинают течь, вначале потихоньку, а потом микро каналы увеличиваются и течь возрастает. Никакими средствами повторной герметизации течь прекратить не удалось ни по топливу, ни по окислителю. Испытания в компо­нентах топлива проводили в научно-исследовательском институте Войск тыла и транспорта, который располагался недалеко от них возле Кунцевской станции метро. В этом институте тогда рабо­тал  начальником лаборатории инициативный майор Братков, который через годы стал генералом и возглавил этот институт..

Занятия по изучению герметизации оставляли Виктору время и для другой рабо­ты. Он собрал все материалы, полученные при проведении исследований по раз­работке корпуса головной части. Он обработал этот материал в виде таблиц, графиков и различного рода фотографий. Все это он изложил в толстом, совер­шенно секретном отчете, который спустя несколько лет, послужил ему осно­вой для написания и защиты кандидатской диссертации.

Но не только эти дела на работе одолевали Виктор в те годы. Как говорится жизнь у нас идет полосками, то светлой, то темной. У него был период темных полос, и они у него пошли не только  на работе, но и дома. На работе  Виктор не только лишился должности и интересной работы. У него осложнились дела с получе­нием отдельной квартиры. Как известно, Хрущев развернул массовое строитель­ство жилья  своих «хрущевок» и началось великое переселение народов. Раз­вертывание жилого массового строительства было пожалуй единственным грандио­зным положительным его деянием. После его ухода жилищное строительство получило новое дыхание, от хрущевок отказались и перешли вначале на блочные многоэтажные дома с лифтами, а затем и на дома с улучшенной планировкой.  В стране был осуществлен грандиозный скачек тогда  столько жилья.

. В организации Виктора усилилось такое такое строительство. Все его однокашники уже получили отдельные квартиры и переехали из коммуналок, а он не мог никак перешагнуть через Львова. Он стал заместителем Бугайского по хозяйственным вопросам, и все дер­жал в своих руках. Виктор никак не мог понять причину такой упорной его неприязни к себе, а Бугайский не проявлял никакой активности, чтобы надавить на Львова с выделением квартиры Виктору, которому  стоило все это больших нервов.

Но квартирных неурядиц Виктору было мало, и он затеял поступление в аспи­рантуру. Виктор написал в открытой форме реферат о своей работе по созданию корпуса из неметаллических материалов,  и он послужил основанием для зачисления его в МВТУ на кафедру аксельцева в качестве соискателя. Нужно было готовиться и сдавать кандидатский минимум.

Для сдачи экзамена по философии Виктор взял себе тему «Философские во­просы кибернетики». Тогда кибернетика перестала быть буржуазной наукой, и он с интересом проработал «Кибернетику» Винера, основоположника  киберне­тики. Работая над этой темой, он увидел в основах кибернетики наличие фундаментальных изоморфических положений, которые верны вообще для любой системы, будь- то технической, или социальной. Для исследования каждой из них возможно использование одних и тех же кибернетических принципов. Свой реферат он и посвятил этому вопросу, разработав на этой основе пространственную модель общественной системы любого уровня и социального содержания.

Заведующий кафедры философии престарелый Иониди, ознакомившись с рефератом, отметил его оригинальность и поставил за него пятерку. У Виктора до этого уже зародилась мысль написать кандидатскую диссертацию на эту тему, и он спросил совета на этот счет у него. Иониди был мудрым человеком и прекрасно знал состояние обществоведческой науки у нас тогда  и тех, кто ею занимался и олицетворял ее. Он из-под очков, молча продолжительно посмотрел на Виктора, а потом спросил:

— У вас есть техническая тема для защиты и, услышав утвер­дительный ответ, продолжил — вот и защищайтесь, молодой человек. В области вашего реферата, так называемые ученые, вас затопчут, уворуют ваши идеи и ни в никакую их науку они вас не пустят.

Чтобы закончить с этой темой, следует отметить, что спустя несколько лет Виктор все-таки написал кандидатскую диссертацию  по своей головной части, а обществоведение у него стало хобби на всю оставшуюся жизнь. Он написал обстоятельную работу «Сис­темный анализ советской социалистической системы» и разослал во все институ­ты. Многие не ответили, но многие и ответили и их ответы красноречиво подтвердили прогноз Иониди.

Продолжим дальнейший  рассказ о других делах Виктора и, в частности, о его садовом участке, то бишь, с позволения сказать, даче. О ней мы совсем забыли. Наездившись по стране на своей «Победе», они все таки начали потихоньку заниматься и ею. На их участке по- прежнему стояла одинокая беседка посреди участка. Аня активно занималась землей, и у нее были прекрасные грядки с земляникой и всякой зеле­нью. И, конечно, богатейшие    цветы. Все это занимало половину участка, а на второй половине отлично росли одуванчики. Сына  на лето они отправляли, как и раньше, к родителям Ани в Ахтырку или в Волноваху к матери Виктора. Там она возила его к своим знакомым на море, которое ему бесподобно нравилось также, как и самому Виктору. Потом ему все это надоело, и когда пошел в школу стал на лето ездить в пионерский лагерь. Со временем сыну надоело ездить и  в лагерь каждый год, а родители ука­тались к тому времени на своей машине, и они все решили ставить дом на участке, что бы жить уже летом на даче, как и положено у нормальных людей.

Как упоминалось, нашими мудрыми уложениями запрещалось на садовых участ­ках иметь хорошие теплые дома. Разрешалось ставить садовый домик. Готовых таких домиков промыш­ленность не выпускала, несмотря на то, что по стране уже миллионы людей имели садовые участки, и они были предоставлены сами себе. Никто в стране не позаботился об их нуждах и централизованном производстве всего необходимого для ведения их садового хозяйства. Все ставили домики себе сами, сколачивая их по досточке в течении ряда лет. Это было у них перманентное садовое строительство. К то­му времени, когда Виктор и Аня решили ставить дом, в продаже появились фин­ские садовые домики. Но их купить было сложно. На них записывалась очередь, как и на машины. К тому же они были какие-то приземистые, неуклюжие и нашим застройщикам они не нравились. Строить самому в течении ряда лет, как все  строили, Виктор не хотел. Ему нужен был дом сразу и готовый.

Он, как-то поехал на дровяной склад в Одинцово, и там ему предложили ку­пить заготовки на дом, который им заказал один человек на основании разре­шения Моссовета. Тогда даже этого не разрешалось делать для людей. Сейчас этот заказчик куда-то пропал, а им нужны были деньги для плана к концу квартала. Виктор посмотрел эскиз дома и удивился. Это был просто сарай 5´4 метра с односкатной крышей, и стоило все это аж 400 рублей. Виктор согласился взять эти заготовки, но попросил к ним добавить еще несколько за дополнительную плату. Они с радостью согласились

Виктор спроектировал свой дом размером 5,8´6,8 метра с высокой двускатной крышей и со вторым этажом с отделкой вагонкой снаружи и внутри. Все это ему сделали и продали еще кирпич, цемент и шифер, за которыми были очереди, но ему отпустили, как оптовому покупателю. В ито­ге он заплатил 1200 рублей и вывез материала двумя трейлерами с прицепами. Материал был отстроган и распилен по чертежам. Были изготовлены также по чертежам  двери, оконные рамами и рамы для большой веранды. Виктор нанял строителей с ус­ловием, чтобы через месяц дом стол. Он им заплатил 300 рублей, и они через месяц и три дня вручили ему ключи от прекрасного дома. Когда начали строить, Виктор столкнулся с удивительной ситуацией, царившей в стране.

Оказалось, что щебенку и песок нельзя было нигде купить. Их просто не поставляли в ро­зничную торговлю и их можно было купить только у леваков, развозивших эти материалы на различные стройки. Госплан не выделял фондов для торговли на эти товары, поскольку в стране шло грандиозное производстьвенное и жилищное строительство. Поэтому государство заставляло миллионы людей воровать. Ведь все частные дома в стране были пос­троены на ворованных фундаментах благодаря головотяпству чиновников. А может и не головотяпству, а продуманным действиям.

Дом был летний без отопления, но Виктор предусмотрел в его конструкции, чтобы со временем, если понадобится, его можно было утеплить изнутри, что потом он и сделал уже сам, когда появились внучки. Тогда, при строительст­ве дома образовывали две общественные комиссии, видя, что он строит ги­гантский дом по тому времени. Виктор это предвидел, поэтому и поставил строителям условие за месяц поставить дом. Комиссии пошумели, пошумели, но требовать перестройки дома не стали, учитывая уже сложившийся его авторитет на предприятии.

Одновременное занятие соискательством, получением состояние его здорове, и у него от­крылась вновь язвочка. Это был второй раз, когда у него она открывалась Первый раз, когда она открылась, он залечил ее спиртом. Друзья из военного НИИ перегнали ему литр спирта ректификата, и он утром натощак выпивал 30 грамм чистого спирта и заедал сливочным маслом. Тогда еще определили, что у него старые рубцы на двеннадцатиперсной кишке. На этот раз фо­кус со спиртом не удался. Как только он принял спирт, в желудке как ножом полосонули. Раз на раз не пришлось, и он вынужден был лечь во вновь открытую больницу в Новогорске для руководящих работников ракетной отрасли.

Когда он был в больнице, ему все-таки дали отдельную квартиру у метро Пио­нерской рядом с Ворошиловским парком. Только это прекрасное место скрасило горечь от полученной квартиры. Львов все-таки загнал семью Виктора в мало­габаритную двухкомнатную квартиру размером общей жилой площадью аж 23,8 ме­тра квадратных. Аня, когда увидела эту квартиру, расплакалась вместо того, чтобы обрадоваться. Все кто пришел на то новоселье, были поражены, что за такую большую работу, которую он выполнял на предприятии, ему дали просто кошкин дом, а не квартиру. Но деваться ему было некуда. Перед ним непоколебимо стоял Львов и никто не хотел с ним связываться. На том и закончилась  для него на то время темная полоса его жизни.

ВТОРЫЕ РАКЕТНЫЕ ДЕБАТЫ

Ранее говорилось о состоянии нашего ракетостроения перед приходом в него Челомея. Следует продолжить это повествование, поскольку теперь оно вплотную подошло к описанию ракетных дел на Филях. Но перед этим следует несколько продолжить ранее сказанное о ракетной технике у нас и в США. О первых ракетных дебатах по поводу выбора типа ракеетных топлив уже говорилось ранее.

Янгель, уйдя от Королева в Днепропетровск и получив тем самым самостояте­льность в своих действиях, спроектировал и поставил на боевое дежурство свою ракету в грандиозной шахте, но не в заправленном состоянии. Рядом с шахтой ракеты стояла вторая шахта, в которой хранилось коррозионно активное топливо в громадных тяжелых резервуарах. Перед пуском, топливо из этих резервуаров перекачивалось в ракету. Из этого видно, что подобное тех­ническое решение защищало ракету от ядерного взрыва, но нисколько не повы­шало ее боеготовность и не позволяло даже близко приблизиться к американ­цам по техническому совершенству наших ракет.У них в шахтах стояли заправленные ракеты полностью готовые  к пуску. А Хрущев бахвалился, что мы печем ракеты, как сосиски и полностью перевооружили армию на ракеты. А на самом деле у нас не было ни надежных самолетов-ракетоносцев с ядерным ору­жием, ни эффективных ракет в нужном количестве. Зато шли яростные споры между Королевым и Янгелем о выборе типа топлива для стратегических ракет. Это были, как упоминалось, наши первые «ракетные дебаты», конец которым положил ГИПХ, разра­ботав к приходу Челомея, долго хранящееся ракетное топливо гептил и окисли­тель амил. Челомей без раздумий принял эту пару, не вступая в спор. Свою пер­вую, по сути, учебную ракету УР-200 он создал уже на этой паре.

К этому времени ядерщики добились больших успехов в своем деле, как у нас, так и у американцев, что позволило создавать головные части меньшие по объему и весу при той же эффективности. Американцы изменили стратегию построения своих ракетно-ядерных стратегических сил и начали проектировать малую стратегическую ракету «Минетмен» на твердом топливе, предназначенную для постановки на боевое дежурство в шахтах в количестве порядка 1000 штук. Больших ракет типа «Титан» они больше не планировали ставить на боевое де­журство.

У нас также пошли по пути этой стратегии и выдали задание Янгелю спроекти­ровать тяжелую ракету и малую ракету, но на жидких долго хранящихся ракетных топливах, поскольку твердых ракетных топлив надлежащего качества у нас не было, о чем уже упоминалось. Тяжелых ракет предполагалось поставить на бое­вое дежурство с мощным зарядом 200 штук и малых, так же, как и у американцев 1000 штук. Челомей оставался без задания при мощном поглощенном им и не за­груженном филевском КБ. Челомей искал для него работу и все-таки нашел.

Он предложил кардинально изменить облик стратегической ракеты и шахты, в которой она будет находиться. Янгель проектировал заданные ракеты по уже сложившейся классической схеме. Челомей разработал на Филях революционное решение для таких ракет. Он предложил сделать простую не отапливаемую и невентилируемую шахту, попросту дырку в земле, обнесенную бетоном. Для того, что бы ракета не сгнила во влажной атмосфере  такой шахты, ракету располо­жить в герметичном контейнере, собрать полностью в нем ракету, загерметизировать его вместе с ракетой, поставить в шахту, там уже заправить ее топ­ливом и оставить на боевом дежурстве в полной боевой готовности. Это зна­чительно упрощало и удешевляло шахты, но требовало много новых специаль­ных конструктивных разработок в самой ракете, решение по которым нужно бы­ло еще искать. Но Челомей смело пошел  на это, благодаря его высокой ин­женерной интуиции, будучи уверенным, что такие решения найдутся. Это был высокого уровня гражданский подвиг с его стороны, который на несколько лет, как оказалось потом, уберег страну от больших ненужных затрат.

Разработанный на Филях эскизный проект такой ракеты, получившей индекс УР-100, произвел эффект разорвавшейся бомбы о чем доложили Хрущеву, отды­хавшему в Ялте. Он вызвал к себе в Ялту всех, кто имел к этому отношение и устроил там совещание по рассмотрению предложения Челомея. С ним поехали Егоров из Филей и Ефремов из Реутово, везя ворох секретнейших плакатов. Там развернулись втрорые ракетные длебаты по выбору типа массовой малой стратегической ракеты.

Про­веденное рассмотрение показало, что Янгель ничего не смог противопоставить челомеевскому техническому решению и у него отобрали малую ракету, отдав ее проектировать Челомею, а ему оставили только большую, получившую индекс 8К67. Этим ракетам необходимо было обеспечить нахождение на боевом дежурстве в течении 7-10 лет в полностью снаряженном состоянии и быть готовыми к пуску в любой момент. Это было уже настоящее высокоэффективное ракетное стратегическое оружие. Принятое в Ялте решение было оформлено выпуском соответствующего постановления правительства.

Как проектировать ракеты было, в общем, известно, они уже летали. А вот как обеспечить длительное нахождение заправленной ракеты во влажной шахте никто не знал, и эту задачу предстояло решить. На ракету действовала не толь­ко среда шахты, но и внутренняя среда самой ракеты и в первую очередь высоко­токсичные компоненты ракетного топлива. С тем, чтобы представить в общем виде, что действует на ракету при длительном нахождении ее в шахте, изложим кратко это воздействие. Для широкого читателя это может быть бу­дет и не интересным, но для людей, интересующихся техникой, эти сведения могут представить определенный интерес.

Одним из основных внутренних воздействий для жидкостной ракеты, в отли­чие от твердотопливной, является наличие в баках ракеты жидких компонентов ракетного топлива, проявляющееся в различных аспектах. Первое из них состо­ит в коррозионном воздействии компонентов на металл баков, особенно окисли­теля. В непосредственной связи с коррозией находит­ся проблема осадкообразования в баках и в топливном тракте в целом. Образо­вавшиеся продукты коррозии могут отслаиваться от стенок, попадать в компо­ненты и оседать в нижних точках топливного тракта и непосредственно на топ­ливозаборных устройствах.

При этом существенное значение имеет растворимость продуктов коррозии в компонентах.. Наличие осадков в нижних точках баков может привести к их коагуляции и укрупнению. Рост осевших частиц в еще большей мере увеличит вероятность засорения пре­цессионной топливной регулирующей аппаратуры двигателей, ибо порции компонентов с наибольшим количеством механических примесей первыми попадут в двигатели и именно они и могут засорить аппаратуру двигателей.

На ракету в не отапливаемой шахте будет действовать сезонное колебание температуры грунта того климатического района, где будет находиться шахта. Это приведет к изменению объемов компонентов в баках, что в свою очередь будет вызывать изменение давление в газовых подушках баков. В этой связи возникает второе явление, связанное с тем, что компоненты должны находить­ся в баках под подушкой нейтрального газа азота. При длительном контакте зеркала компонентов с азотом, он будет медленно растворяться  в компонен­тах, что в свою очередь, приведет к изменению давления в газовой подушке.

Особое значение имеет вопрос предотвращения проницаемости компо­нентов из топливного тракта в сухие отсеки ракеты. Предот­вращение проницаемости компонентов обеспечивается надлежащей герметичностью топливных трактов. Решение этой задачи лежит в плоскости металлургии, материаловедения, технологии изготовления изделия и многих других факторов. Решающим в этом вопросе является конструктивная схема топливных трактов и принятая форма герметизации в ней соединений.

Предварительные исследования, проведенные Виктором, о чем говорилось ра­нее, показали, что разъемные уплотнения с уплотнительными прокладками не могут обеспечить длительной герметизации и никакими дополнительными средст­вами не удается обеспечить их повторную герметизацию. Необходимая  герме­тичность  может быть обеспечена  только при полном исключении таких соеди­нений, а это значит, что топливный тракт должен изготавливаться только с помощью сварки. Цельносварное выполнение топливных трактов не имело преце­дента в ракетной технике, и оно накладывает ряд дополнительных требований на проектирование, изготовление и эксплуатацию таких ракет.

Комплекс конструктивных, производственных и эксплуатационных мероприятий, направленных на обеспечение длительной эксплуатации ракеты, или как опре­деляли еще иначе — длительного хранения, осуществленных в ракете, получил определение как ампулизация ракеты. Этот термин появился как синоним того, что цельносварная ракета представляла собой как бы ампулу. Ампулизация дели­лась на внешнюю ампулизацию, защищавшую ракету от внешней среды с помощью контейнера и внутреннюю ампулизацию, защищавшую ракету от внутреннего воз­действия компонентов топлив, обеспечивавшейся цельносварным выполнением топливных трактов.

В этом случае, конструкция агрегатов и отсеков должна позволять и обеспе­чивать сварку заключительных швов на трубопроводах внутри ракеты при ее об­щей сборке с помощью специальных автоматов и не требовать применения ручной сварки внутри отсеков ракеты. Необходимо было найти способы соединения алю­миниевых сплавов с нержавеющими сталями без применения разъемных соединений. Особо стоял вопрос определения необходимой степени герметичности топливного тракта и установления необходимых норм контроля герметичности в процессе изготовления в производстве. Для этого нужно было разработать метод расчета необходимой степени герметичности, для чего, в свою очередь, необходимо было изучить закономерности истечения компонентов через микроканалы, образующиеся в дефектных местах сварки. Это только основная часть тех воздействий и тех вопросов, которые нужно было решать, связанных только с наличием компонентов. Остановимся несколько и на других факторах.

Температурный режим в не отапливаемых шахтах складывается под воздейст­вием годичного изменением температуры грунта и воздуха в месте расположения шахты. Температура грунта, на необходимых глубинах для ракетчиков, система­тизировано не изучалась и не обобщалась в должной мере.  Поэтому, необходимо было провести такое обобщение по многочисленным источникам и на основании него разработать методику расчета температур в грунте. Затем, с помощью этого расчета установить предельно допустимые сезонные колебания темпера­тур топлива в баках ракеты.

Шахты, как и все подземные сооружения, имеют большую влажность и требуют специальных мероприятий по защите ракеты от ее воздействия. При расположении ракеты в пусковом контейнере в шахте, пагубное воздействие атмосферы шахты переносится на поверхность контейнера.

Наличие контейнера на ракете позволяет надежно изолировать ракету от вне­шней среды и создать в нем необходимую микросреду. Вместе с тем, введение кон­тейнера выдвинуло ряд специфических требований. возникает необходимость исключения в полости контейнера материалов, усиленно поглощающих влагу или выделяющих влагу. Их наличие может  существенно влиять на создание необходимого влажностного режима в контейнере.. Все эти явления, в той или иной мере, зависят от продолжительно­сти эксплуатации, т.е. от времени нахождения ракеты под воздействием той или иной среды.

Временной фактор проявляется и влияет на работоспособность не только с этой точки зрения. Как известно, с течением времени, материалы могут разрушаться или терять свою работоспособность не только под воздейст­вием внешней среды, но также и за счет собственных изменений своих физико-механических свойств, проявление которых наблюдается во времени. Эти изме­нения происходят в металлах и неметаллах и в значительной мере зависят от формы и конструкции узла, где они находятся, а также от вида и характера их внутреннего напряженного состояния. Для неметаллических материалов су­щественное дополнительное влияние  на эти процессы оказывает состав и хара­ктер внешней среды.

В металлических материалах отмечаемое влияние времени сказывается в виде ползучести и релаксации напряжений. Учитывать ползучесть необходимо особен­но в таких элементах ракеты как топливные баки, длительное время находящи­еся под внутренним давлением и воздействием компонентов, а также узлы опор и крепления ракеты в контейнере и самого контейнера в шахте. Релаксация на­пряжений в наибольшей мере проявляется в уплотнительных и прокладочных эле­ментах, наряду с ползучестью в стягивающих их элементах.

Физико-механические изменения, происходящие с течением времени в неметал­лических материалах, весьма многообразны для различных групп этих матери­алов. Общим термином эти явления определяются как старение неметалличес­ких материалов и изучаются применительно к каждому типу материалов. Особое место по своему значению, имеют, так называемые, явление пенитрации, заклю­чающееся в том, что металлический предмет, находящийся в контакте с немета­ллическими материалами под длительно действующей нагрузкой, постепенно вне­дряется в неметаллический материал, оставляя в нем устойчивый след. Это яв­ление весьма важно для клапанов, седла которых под действием пружин длите­льное время  опираются на металлические уплотнения и при работе клапана могут терять герметичность в случае многократного срабатывания клапана.

После выхода постановления, Бугайский вызвал Виктора и предложил органи­зовать соответствующий отдел по обеспечению заданных сроков службы ракеты УР-100. Виктор уже предполагал о предстоящей задаче и кое-что уже почитал о возможных средствах и методах решения такой задачи о которых говорилось ранее и составил для себя предварительно облик такого отдела, в который должно было, по его представ­лению, войти несколько лабораторий. Об этом, своем видении о составе и ха­рактере отдела, он изложил Бугайскому. У того уже сложилось свое видение о таком отделе, в корне отличающееся от викторового, и он тут же, не обсуж­дая, не согласился с соображениями, высказанными Виктором. Он вырвал лис­ток из блокнота и на нем написал, чем должен заниматься отдел.

На отдел возлагалась разработка методических и организационных материа­лов, планов и графиков проведения работ на предприятии по длительному хра­нению, так называлась тогда проблема сроков службы, их координация, а также проведение собственных исследований, анализ и обобщение проведенных работ в организации с выпуском итоговых отчетов и заключений по длительному хране­нию разрабатываемых ракет в организации. 

Далее он добавил на словах, что никакие лаборатории тебе не нужны, что бы ты не завяз в каких-то отдельных исследованиях. Мне нужно от тебя, чтобы отдел сформулировал комплексное ре­шение проблемы, и ты бы загрузил все необходимые подразделения на предприя­тии для решения всей задачи в целом. Это будет научно-методический отдел и подбирай для этого соответствующих людей. Много не нужно. Думаю человек 20, не более. Виктор быстро оценил целесообразность постановки задачи Бугайским и, не сожалея, перестроился в определении структуры отдела. Он по­нял, что вместо задуманных лабораторий нужно было иметь грамотных людей, чтобы они загружали работой лаборатории на предприятии, а также в соответствующих институтах.

Такого отдела с подобными задачами, который нужно было создать, не было ни в одной организации, ни тогда, ни после этого, создаваемого для решения какой-либо сложной техниче­ской задачи. Бугайский далеко и правильно смотрел в корень этой проблемы,  сформулировав подобным образом задачи отдела. Это, в своем роде, получился уникальный отдел, связывающий конструкторов с наукой в области изучения взаимодействия ракеты с окружающей средой, определяемого, в основном, протеканием различ­ных физико-химических и физико-механических процессов в материалах, средах и по границам их разде­ла в элементах и узлах ракеты.

Отдел подчинили непосредственно заместителю генерального конструктора Но­дельману. У Виктора еще до этого сложились доверительные отношения с ним, и он откровенно сказал Виктору, что он не представляет, чем будет занимать­ся отдел и попросил изложить на бумаге его задачи и функции. Виктор уже представлял себе объем задач, которые нужно будет решать и какие институты нужно привлекать для ее решения. Поэтому он разработал не только положение об отделе, где указал все, чем он будет заниматься, но и межведомственное Положение о порядке и объемах проведения необходимых исследований с указа­нием какие институты будут решать ту или иную проблему по обеспечению дли­тельного хранения ракеты. С первых же шагов ему стало ясно, что это задача комплексная и решать ее можно только коллективными усилиями специалистов многих институтов и конструкторских бюро, принимавших участие в создании этой оригинальнейшей по конструкции ракеты.

После согласования Положения в основных промышленных и военных НИИ и КБ, оно стало единым методологическим и организующим началом для предприятий министерства авиационной промышлен­ности, министерства общего машиностроения, министерства химической промыш­ленности и министерства обороны в проведении работ по длительному хранению ракеты УР-100. Введение единого положения в самом начале развертывания ра­бот позволило провести их по единому методическому подходу, в требуемых направлениях и в нужных объемах.

В новый отдел Виктор пригласил, в основном, тех специалистов, которые ра­ботали в прежнем его отделе неметаллов, кого он знал, и которые могли ре­шать, по его убеждению, предстоящие задачи.

Заместителем у него был Полторанин Григорий Яковлевич. Одновременно он занимался вопросами коррозии металлов в среде компонентов топлив и длитель­ной прочностью баков. Впоследствии он защитил кандидатскую диссертацию по этой проблематике

Вскоре после организации и начала работ отдела, из печати стало известно, что все 57 американских ракет «Титан», находящиеся на боевом дежурстве, по­теряли герметичность и оказались загазованными парами компонентов топлива. Виктору была ясна причина этого, состоявшая в том, что у них в шахтах бы­ла высокая влажность, и они применили в конструкции топливных трактов ра­зъемные соединения. Им пришлось осушить шахты и доработать ракеты, на что они затратили 250 миллионов долларов. У наших руководителей всех рангов от этого известия поднялась легкая паника. Ведь мы проектировали свою мас­совую ракету УР-100 и янгелевскую тяжелую ракету на таких же компонентах. У них массовая ракета «Минитмен» проектировалась на твердом топливе и эта опасность им не грозила.

После этого вышло специальное постановление правительства, обязывавшее Челомея и Янгеля придать особое внимание работам по обеспечению длительно­го хранения на боевом дежурстве разрабатываемых ракет. Им предписывалось широко привлечь необходимые научно-исследовательские институты и конструк­торские бюро для решения этой задачи и разработать межведомственный план научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по этой проблеме. Данный план утвердить в Комиссии по военно промышленным вопросам Президиу­ма Совета Министров и установить необходимый контроль за его исполнением.

Для фирмы Челомея предписывалось построить экспериментальную базу в Фаусто­во под Москвой и там же две экспериментальные шахты для опытного хранения двух ракет. Одну хранить в естественных условиях, а другую по ускоренно­му режиму при температуре 50 градусов. На испытательном полигоне, который потом стал называться Байконур, построить экспериментальный ракетных комплекс из десяти шахт и первым поставить на опытную экспериментальную боевую эксплуатацию без головных частей. Из этого видно, что данной проблеме придали боль­шое значение на государственном уровне и предусмотрели необходимые средст­ва для ее решения. У Челомея все это лежало на плечах отдела Виктора.

.  Составленный отделом план включил в себя 216 научно-исследовательских тем, который выполняли 16 научно-иссле­вательских институтов и конструкторских бюро. В ВПК его знали по предыдущей работе по корпусу головной части, и утверждение плана прошло без ка­ких-либо осложнений. Этот план стал государственной основой проведения работ по ампулизации или длительному хранению ракеты УР-100, которые были успешно завершены.

Сейчас, спустя более сорока лет, когда пишутся эти строки, тематика и ре­зультаты проведенных работ раскрыты и с них снят гриф секретности. Теперь о них уже можно рассказать, поскольку ракеты УР-100 первого поколения прос­тояли на боевом дежурстве в различных модификациях не 7—10 лет, а 15—18 лет и были заменены на более эффективные. Но тогда, с конца 60-х годов, их стояло на боевом дежурстве порядка 1000 штук и янгелевской тяжелой ракеты порядка 200 штук. Это из нее потом выросла их «Сатана»- ракета, наводящая страх на американцев и по сей день. Но они добились того, что и эта ракета теперь уничтожается по совместному договору. Те ракеты, о которых идет речь составляли ядерный щит нашей страны в течении 60—70-х годов. Со временем встала задача конверсионного использования ракет, отстоявших на боевом дежурстве и снимаемых с эксплуатации.

В середине 90-х годов Виктор опубликовал статью в журнале «Конверсия» с постановкой вопроса о необходимости конверсии не только ракет и  технологий, но и научных знаний, накопленных в оборонном комплексе. В качестве примера в статье он изложил основное тематическое содержание работ, проведенных его отделом в 60-х годах по обеспечению долговечности ракет на жидких топливах шахтного базирования

В процессе проведенных исследований, по ампулизации отделом Викто­ра было получено много очень важных результатов, на основании которых они разработали необходимые рекомендации конструкторам, производственникам и эк­сплуатационникам по обеспечению ампулизации ракеты. Впоследствии они выпус­тили Государственный методический стандарт объемом 4,5 печатных листах, в ко­тором обобщили все проведенные работы отделом и смежными НИИ по обеспечению сроков службы ампулизированных ракет на жидких топливах. Об этих  работах, в силу их важности, и о всех, далеко не простых, коллизиях сопровождавших их, пойдет наш дальнейший рассказ.